Он испытал облегчение, освободившись от теплого душного воздуха в каюте; вино и ноющий желудок прогнали всякую сонливость. Темный осенний ветерок ласково гладил его кожу, утешая запертое под нею сердце.

Она прошла совсем немного по правому борту на юте и стояла у леера. Ветер натягивал на ней платье, вылепляя фигуру. Полная луна заливала девушку молочным светом, протягивая по воде дорожку к горизонту. Если бы не ее поза со скрещенными на груди руками, пока она изучала вспенившееся вокруг нее море, она могла бы сойти за ожившую статую одного из великих мастеров.

И по тысяче разных причин для него она была точно так же недосягаема.

Черт, черт, черт…

Этта стерла холодную соленую воду с глаз и щек одной рукой, другой цепляясь за платье. Вытеснить клубок страха, засевший под ребрами, не получалось; корсет был затянут так туго, что спина ныла каждый раз, когда она даже неглубоко вдыхала. Куда хуже, однако, была пульсирующая боль в правой ладони. Неприятное напоминание о том, что она устроила за ужином.

Если – когда – до Софии дойдет, что, во-первых, она ходила на ужин, а во-вторых, наделала там дел, Этте повезет, если девушка будет отпускать ее одну хотя бы в уборную. Бродить по кораблю и располагать к себе команду? Исключено.

Первый час все – почти – было хорошо. Мистер Рен – нет, просто Рен, он не заслуживал лучшего – бубнил, не обращая внимания на стынущий перед ним ужин, высасывая оставшуюся у нее энергию.

Несмотря на светскость, которую он на себя напустил, Этта не думала, что Рен – или Эдвард, какое бы имя он ни пытался нашептать ей на ухо, – был старше нее или даже Николаса.

Она прижала руку к губам. Николас.

Каждая клеточка Эттиного тела отбивалась от этой мысли, но от правды не отмахнешься: София оказалась права. Этта в самом деле понятия не имела, каково было жить во время, когда не имеешь ни правовой, ни социальной защиты. Все, что она уяснила из этого ужина, так это то, каким беспомощным оказывался человек перед предрассудками других.

Николас не нуждался в том, чтобы она за него заступалась. Он мастерски ставил Рена на место, отбивая каждое замечание, показывая, не заявляя этого напрямую, каким полнейшим идиотом тот был. И не поддавался гневу, на который его явно пытались спровоцировать.

Этта ненавидела усталую покорность, появившуюся на лице Николаса, когда Рен продемонстрировал свое собственное невежество и злобу, явно этого ожидая. А потом Рен осмелился обвести взглядом присутствующих, словно рассчитывая, что они согласятся.

Гнев, наводнивший ее вены, был таким явным, что девушка подумала: он, наверное, превратил ее кровь в кислоту. Можно прочитать сотню книг о предубеждениях прошлого, но оказаться свидетелем повседневности этой невежественной жестокости – как получить обухом по голове. В ту минуту Этта поняла, что столетия, стоящие между ней и этим временем, не только наградили ее привилегиями, но защитили от настоящего уродства. Люди верили в этот вздор и как ни в чем не бывало разносили его вокруг. Словно рассуждали не о других людях.

Этта держалась за леер, глядя в темную воду. Гребень каждой взъерошенной волны серебрил лунный свет, играя с ними в салки. Вокруг нее завихрялась симфония звуков. Плеск воды об изогнутый бок корабля, хлопанье огромных парусов над головой, глухие шлепки чего-то глубоко внизу – может быть, руля? Сначала скрип дерева ее нервировал, заставляя задуматься, не может ли корабль просто развалиться по швам, но теперь напоминал ей, как их старая довоенная квартира кряхтела и скрипела косточками каждый день.

Ты напортачила.

Она не могла позволить себе ошибаться. Не сейчас, когда на карту поставлена жизнь Элис.

Девушка переплела пальцы, уткнувшись в них лбом. Ей придется перед ним извиниться? Выхаркать какие-то слова, надеясь, что не вырвет в процессе? Я не хочу этого делать, не хочу, не хочу, не хочу… Она зажмурилась.

– Посмотрите на себя – настоящий Джек Тар.

Она обернулась на глубокий густой голос. Вид Николаса, прокладывающего путь через тьму, окончательно прорвал пузырь страха. Она считала шаги между ними, и он, наконец, остановился, чтобы рассмотреть ее, проведя рукой по коротко стриженным волосам. Он изучал ее лицо, как будто не зная, с чего начать.

Этте было ни капельки не стыдно изучать его в ответ, но она была уверена, что ничего этим не добьется. Николас, казалось, тщательно следил за выражением своего лица, оберегая тайну мыслей.