…Тельма знала, что истина редко бывает приглядной.

А от тьмы и вовсе стоит ждать лишь кошмаров. Забвение же — дар сомнительный, но сейчас, пожалуй, она приняла бы его с благодарностью.

Она больше не желала быть тьмой.

Жадной.

И голодной. Не способной насытиться, несмотря на пролитую кровь. А ее было много.

Слишком много.

…почти как во сне.

…в том старом ее сне, где плюшевый мишка боялся оставаться один, где были дом, и дверь в мамину комнату, и запах… Тельма узнает его из тысяч. Терпкий запах лилий и альвийских духов, и еще крови. Там, во сне, ее было много, но явь переплюнула все сны.

— Разуйся, — велел тот, кто привел Тельму в подземелье, и она, не смея спорить, стянула ботинки, а следом и чулки. — Ты можешь и вовсе раздеться.

— Нет.

Он засмеялся и отпустил ее.

Правильно. Куда ей деваться.

— Ты зря противишься. Закрой глаза, представь, что ты идешь по ковру…

…не то у Тельмы воображение. Камень станет ковром? Пускай. Холодным и неуютным, с трещинами и уступами, с мелким сором, что впивается в босые пятки.

Этот ковер холоден.

И грязен.

На нем разлили масло… или, может быть, варенье? Много варенья, целую бочку растреклятого варенья. И оно липнет что к ковру, что к ногам.

Нет, с воображением у Тельмы никогда не ладилось.

Это естественно.

Воображение для чтеца — лишнее. Мало ли, каких он там кошмаров навоображает, а потом и осуществит ненароком. А вот абстрактное мышление — дело другое.

И аналитический склад ума.

В ее личном деле указывалось, что Тельма им обладает. И сейчас этот растреклятый аналитический склад ума подсказывал: ей не выбраться.

И не только ей.

Даже если она сумеет остановить Тео… даже если она чудом сумеет остановить Тео, с которым не справился ее отец, и вернуть Кохэна… и Стража… и вообще совершить подвиг во спасение мира, Тельма не выберется наружу.

Она часть тьмы. И уничтожив ее, убьет себя же.

Как такой анализ?

Но лучше уж так, чем думать, что идет Тельма не по грязному ковру, но по лужам крови.

Кохэн ведь был нормален. Почти. Ровно настолько, насколько вообще может быть нормален масеуалле… и что с ним сделали?

Тельме надоела слепота.

И воображение.

Она открыла глаза.

Пещера.

Огромная пещера, в которую можно было бы впихнуть небольшой храм. Или трехэтажку. Происхождение… похоже, естественное. Неровный потолок, с которого остекленевшими нитями свисают сталактиты. Бугристые стены, расписанные лишайником. В слабом его свете уродливые морды статуй кажутся до жути настоящими.

Чужие боги следят за Тельмой. Она же старается не смотреть им в глаза, пусть глаза эти, некогда нарисованные, ныне