полустерты. Зато раззявленные рты блестят. Богам принесли жертву.
Множество жертв.
Пирамида вырастала из камня, притворяясь неотъемлемою частью пещеры, но это было ложью. Все вокруг было ложью.
Или почти.
Иллюзия.
Пусть сложная и грамотная, наведенная на пространство, но все же она просвечивала порой, и тогда становились видны и глиняное уродство фигур, и некоторая неровность самой пирамиды. Призрачность костра, который в иллюзии множился на сотни, и предел самой пещеры, хотя и стремились сотворить ее беспредельной.
Но Кохэн жил в этой иллюзии.
Что он видел?
Тельма не знала. И пожалуй, не желала бы знать.
Она заставила себя смотреть. И усилием воли уняла тошноту.
Не хватало еще опозориться, ведь тот, кто привел Тельму сюда, именно слабости от нее ждет. Слез. Истерики. Или вот того, что Тельму вырвет… а есть от чего.
У подножья пирамиды лежали тела… скольких он уже убил? Дюжину… две… много… в темноте не разобрать, и может статься, что на деле трупов куда меньше, чем кажется Тельме. Она не хочет считать. Она не хочет и глядеть на переплетенье рук и ног, на белесые торсы, на разверзнутые животы и дыры в груди…
…на Кохэна, застывшего с обсидиановым ножом в руках.
Он стоял.
Покачивался, точно раздумывая.
И выражение лица его… не было выражения, не было лица, но лишь бурая маска.
— Видишь, он счастлив… — Тео коснулся волос, и Тельму все же передернуло. — Ничего. Ты привыкнешь ко мне. Со временем. А времени у нас будет много…
— Почему он?
— Кто еще способен дозваться до низвергнутых, как не дитя их крови? Он на своем месте. Он в своем мире. Он делает именно то, для чего был рожден.
Убивает?
— Подойди поближе. Тебе понравится.
Тео не тянул, но Тельма сама сумела сделать шаг к пирамиде. И второй. Она шла, глядя исключительно на Кохэна, и еще, пожалуй, на женщину в белых одеждах, вставшую за спиной его.
…а ведь Тельма никогда ей не доверяла.
…и правильно, выходит, делала.
Запах мертвечины стал острей. Сложный. Сплетенный из множества оттенков. И по-своему чарующий. Из-за него Тео замедлил шаг.
Он даже выпустил прядь волос Тельмы.
Ненормальный.
Когда он сошел с ума? Еще в Старом Свете? Или уже здесь?
Не важно.
Ступени были узкими и скользкими, и подниматься приходилось осторожно. Одно неверное движение, и Тельма упадет. Не то чтобы высоко, но свернуть шею вполне возможно. А если с шеей обойдется, то падать на кучу мертвецов — сомнительное удовольствие.
И Тельма шла.
Выше.
И еще выше.
Если Мэйнфорд здесь, то… что тогда? Она не знает.
Придумает.
Площадка на вершине пирамиды была крохотной. Из четырех углов ее вырастали каменные подпорки, на которых закрепили плошки с маслом. И судя по запаху дыма, масло здорово сдобрили пыльцой. Не было еще печали. Тельма не знала, насколько этот дым ядовит, но надеялась, что успеет что-нибудь да сделать.