— Мэйнфорд…

— Хотя… погоди. Теперь понятно, почему ее оставили в живых. Связанные одной смертью… зачем искать иного исполнителя, если тот, который имеется, достаточно циничен, умел и молчалив? Многолетнее сотрудничество…

…это он о чем?

О ком. О девочке Минди, это Тельма поняла, но остальное? Она чего-то не знает? Похоже на то.

— Но подумай, Гаррет. Мне достаточно сделать звонок, и ее возьмут. Станет ли она молчать? Сомневаюсь.

Не чернота — синева.

Густая, насыщенная, украденная из самой глубины моря. И шепот его же — волн, накатывающих одна за другой, — очаровывает.

Голос Гаррета, преисполненный печали.

— Ты вбил себе в голову странную идею. Мэйни, повторюсь, ты же сам вел это дело… и неужели я, зная твое отношение, рискнул бы обратиться, если бы был виновен? Подумай…

Море ластилось к седым камням.

Море готово было слизать желтоватую накипь лишайника и вычистить гладкие гранитные бока до блеска. Море говорило с Мэйнфордом, но голос его слышала и Тельма.

— Думал уже… хочешь знать, до чего я додумался? Несколько дней без сна. Несколько месяцев недосыпа. Это ослабляет разум. Провалы в памяти… я ведь поднял тот день. Не только я. Есть запись, которую можно отдать на исследование. Что они выяснят?

— Только то, что ты был истощен, — море гудело и норовило выплеснуться с холста. Тельме не удержать его. Не стоит и пытаться. Кто способен справиться со стихией?

Отступи.

Спрячься в своем углу, и тогда море, быть может, не заметит твоего существования вовсе.

— У тебя ведь случился срыв… а сейчас грядет новый.

Море очаровывало шепотом.

Нельзя ему верить.

И прятаться Тельма не станет. Она не умеет работать на таком уровне, она и представления не имеет, что это за уровень — слишком мало информации, но вот заглушить голос моря попробует.

Надо лишь отвлечь его.

Протянуть руку к простыне. Коснуться густой чернильной синевы, погрузить в нее пальцы. Это не опасно, пусть море и выглядит готовым проглотить Тельму. Оно вязкое. Густое, что кисель. И пахнет отвратительно. Тельме не доводилось бывать на настоящем море, но она очень сомневалась, что от него несло палеными тряпками.

И значит, нынешнее море фальшиво, как и сам Гаррет.

— Ты поэтому сейчас вспомнил об Элизе? Мне жаль… у нас были разногласия, но не такие, чтобы убивать…

Тельма зачерпнула горсть синей жижи и потянула.

Подумала.

И представила, как на ладонях ее рождается пламя. Оно отозвалось сразу и охотно, лизнуло холст, и море зашипело по- змеиному.

— …тебе тяжело… столько всего навалилось в последнее время… ты не справляешься… ты привык все контролировать, а теперь не справляешься. И это тебя гложет.

Море раскрылось сотней зубастых ртов, пытаясь проглотить пламя, но оно, свирепое, расползалось по холсту, выжигая фальшивую синеву.

— Значит, — голос Мэйнфорда прозвучал глухо, — так ты сделал в прошлый раз? Что это за тип воздействия? Впрочем, полагаю, на этот вопрос техники ответят со временем.

Море визжало.

И голос его бил по нервам. Но Тельма не позволяла пламени отступить.

— Поэтому, Гаррет, будь добр, прекрати. На меня твое очарование больше не действует.

— Мэйни…

Пламя полыхнуло и погасло, но с ним исчезло и море. Белый шелк вновь был девственно чист.

— Итак, допустим, ты говоришь правду, — Мэйнфорд сам не верил этому допущению и дал это прочувствовать. — Смерть