Ведьма засмеялась снова:

– Вот этого я сказать не могу. Да и ты у него не спрашивай, коль с ним разговор держать придется. Только, надеюсь, сама все выведаю. Мало кто после встречи с ним в живых остается.

От этих слов по спине Игната поползли мурашки, но он не подал вида, спросил:

– Когда ждать его?

– Со дня на день. Думала, вы раньше уедете, чтобы беды не случилось. Да теперь этого не нужно, ты сам беду накликал. Слышишь? – Она подняла подрагивающие пальцы.

Игнат прислушался, но тишина по-прежнему окутывала лес, будто одеялом. Только мерно отсчитывала секунды весенняя капель.

– Нынче птицы неспокойные, зверье в норы попряталось, – сказала ведьма. – Скоро лунное затмение грядет. Тогда и жди его.

И потянулись долгие, напряженные дни ожидания.

Игнат еще больше замкнулся в себе, стал нервным, оглядывался на каждый шорох. Сны в эти ночи были тревожны и страшны. Снились ему языки подземного пламени, в которых корчились грешные души, отрекшиеся от истинной веры и заключившие сделку с нечистым. У некоторых из них были знакомые лица дядьки Касьяна и егеря Мирона. Была там и Касьянова жена, проверившая Марьяну на невинность. Была там и бабка Стеша. Выгнув горбом старушечью спину, она манила Игната сухим пальцем и бормотала под нос что-то неразборчивое, но от того не менее страшное.

«Что же ты, бабуль? – с горечью думал Игнат. – Хотела, видно, как лучше. Да только развязала руки нечестным людям. Открыла дорогу в сытую жизнь для подлецов и трусов. А душу безгрешную на заклание отправила. Вот теперь горишь в геенне огненной за грехи. И меня за собой тянешь».

Он просыпался в поту, задыхаясь, чувствуя кожей обжигающее прикосновение лавы. Тогда просыпалась и лежащая на соседней скамье Марьяна, тревожно шептала ему:

– Что ты, Игнаша? Плохо опять?

Игнат молча качал головой и отворачивался к стене, но заснуть больше не мог. Так и лежал в полудреме, ворочаясь с боку на бок, слушая, как шумит за стенами тайга и как скребутся в ларе пронырливые мыши.

Его нервозное состояние передалось и Марьяне. И однажды, возвращаясь с нарубленными чурочками для печи, Игнат услышал, как она разговаривает с ведьмой.

– Я так радовалась, что Игнат поправился, – вполголоса проговорила девушка. – Да только радость преждевременная. Вижу, что снова начал чахнуть. А причины не найду. Раны его затянулись, силы окрепли… с чего бы так, не знаешь?

– Тело его излечилось, а вот душа болит, – тягучим голосом ответила лесная ведьма.

– Не по той ли, чье имя он во сне шепчет?

– Не спрашивай того, о чем сама не хуже меня знаешь. Кровь у мужчин одинаковая, кипучая. Через край плещет, покоя душе не дает. Да сколько ни будут странствовать, сколько ни будут искать, а все к одному вернутся – к родному порогу. Ведь женская душа – очаг. Вот и ждем, и прощаем, и согреваем их, мятежных.

Марьяна тяжко вздохнула.

– Хотела бы я ему помочь. Да только как – не знаю. Одна надежда – приедет Витольд и увезет нас к людям. А там…

Она умолкла, и разговор сам собой утих.

Игнат не подал виду, что слышал. Но ведьмины слова водой окатили с головы до пят, так что он замер, словно отрезвел, и подумалось: «Права ведьма. Сколько мне страдать попусту, когда счастье тут, рядом? Да и не мне солоньских мужиков судить, на все воля Божья».

Но заворочались по углам черные тени, и далеко в тайге послышался призрачный вой. Игнат вздрогнул и быстро шагнул на свет.

– Нехорошо воет, – с тревогой сказал он. – Беду чует.

– Зима голодной была, вот и воет, – легко ответила ведьма и поднялась. – А на приметы да суеверия поменьше внимания обращай. Не все, что ожидается, сбывается. И счастье или беда иной раз нежданно приходят.

Так настала очередная ночь.

Ведьма прошла по дому, погасила последние лучины, и тьма поглотила избу, куда не проникало ни искры света из внешней пустоты. Игнат укутался с головой, грея ноющие рубцы о теплый бок печки. Где-то рядом возилась уставшая за день Марьяна – ей пришлось немало потрудиться, чтобы надраить избу до блеска и приготовить целый противень пирогов, пока хозяйка варила в горшке снадобья.

– Со дня на день ожидаем гостей, – туманно сказала ведьма.

Сердце защемило, но, сколько Игнат ни прислушивался, ничего пугающего не мог уловить в обычных ночных шорохах, да так и уснул, пригревшись под ватным одеялом. И никакие сны ему не снились.

В середине ночи его разбудил рокочущий звук, донесшийся с улицы. Приподнявшись на локте, Игнат встревоженно вгляделся во мрак, но ничего не увидел.

– Что это, Игнат? – спросила следом проснувшаяся Марьяна.

– Не знаю, – шепотом ответил он. – Похоже на шум двигателя…

– Никак Витольд приехал? – ахнула девушка и тихонько захлопала в ладоши от радости.

– Тихо!