- Спать с матерями?

- А что нам осталось? Сейчас ничем уже не удивишь.

- Может станем недотрогами.

- Этим наигрались Римляне. Можно спать с мужиками, хотя и этим они наигрались, но в наше время для этого надо быть геем. А мы всего лишь друзья, old sport! Не быть нам геями…

- Тогда выход один — стать богачами.

- Это почти тоже самое, что и геи! Тебе нужен телефон, для начала, без связи невозможно стать богачом.

- Я люблю писать. За слова на бумаге я могу отвечать, но только не по телефону… это ведь сказанное вслух. У меня есть интернет — он у всех есть. Я подарил свою жизнь трехстрочной новостной ленте и голым бабам.

- Ага. Но телефон нужен. Люди наделены даром вербального общения! Друг, это тренд уже более ста лет! Пора и тебе очеловечиться, ты изолирован от общества.

Закончив, он (наконец-то! мой «бокал» пуст уже давно) делает последний глоток и мы вынуждены покинуть этот рай земной, цветущий сиренью. По улицам стелется дым от барбекю. Откуда-то с крыш домов, из-за облаков, слышен громкий смех и звон бокалов, серый дым, словно завеса, скрывает от нас эту Колумбию⁹— небесный город, парящий над облаками. Играют The Beatles — Tomorrow never knows¹⁰. Мы молчим, жадно вслушиваясь в звучание барабана, при ударах которого, наши сердца топчут боги, в своем танце созидая новый мир.

- Помоги мне найти свой дом, old sport, — его взгляд был устремлен высоко в небо, в глубь другой вселенной, в будущее, в конец времени.

Но я не смог выдавить из себя и слова. Тревога сковала меня, безумное чувство надвигающейся опасности, как провидение, открыло мне всю картину наших жизней. Мы мечтатели, о которых не вспоминают после смерти, мы трусливо бежим от жизни, хватаясь за фантазии, которым не суждено сбыться. Мы, словно сорокалетние балерины, у кассы в театр, в дырявой пачке и со взглядом неугасающей надежды. Мы солдаты, которым не хватило духу перейти Рубикон¹¹. Мы те, кто живет на деревьях, на высоте двадцати метров, мы те, кто добывает серу в жерле действующего вулкана, за двадцать пять долларов в месяц, чтобы прокормить свою семью. Мы тряпичные куклы, которыми бьются дети в опустевшем зале бойцовского клуба.

- Ты что-то сказал? — я спрашиваю, он продолжает смотреть в небо.

Густой дым рассеивается, открывая перед нами окна последних этажей, где и происходит все веселье. Мы можем только смотреть, у нас нет приглашения. За одним из окон, сидит человек с громадным тесаком и бокалом мартини, его нога свисает над землей. Он сутул, его самодовольная ухмылка, говорит о том, что он на вершине мира, а хмельной, насмешливый взор вонзается в землю, и острием достигает охваченного огнем центра. Он говорит всему миру: «Пошли вы!». Этот напыщенный и умиротворенный вид казался мне знакомым: гостем из трезвой памяти, вымышленным преследователем, могильщиком, ироничным хрипом, отправляющим в последний путь.

- Прирожденный убийца, old sport.