Ты да я. Наше поколение не способно работать, только подчиняться. Или брать все в свои руки. Нужна идея, old sport, — он обращался ко мне на манер Гэтсби, но только ко мне! — Я занимаюсь поиском идеи. В наше время для их реализации существует множество инструментов. Это человеческое внимание. Все вдруг захотели делиться своей жизнью, дружба стала валютой, тебе платят за цифру у графы «Друзья», выходит — тебе платят за друзей. Они впредь должны вместе с тобой любить Джонни Уокер и плеваться от Чивас⁴… — он говорит с азартом, зажигательно, в попытках найти в слушателях безоговорочную поддержку, но, зачастую, больше всех воспламеняется именно он сам.

- Много должно быть у тебя друзей, чтобы рекламировать Джонни Уокер. Стоит объявить сухой закон и друзей совсем не станет…

Его дама сердца слышит нас: от жен своих никуда не деться в четырех стенах, только в разговоры, но ей все равно, — она беседует с Богом, с Буддой, с ребенком, Лютером Кингом, с«желчным пузырем Джека» ⁵, с Ганди, не открывая рта, нагромождая свою речь размышлениями об антропологизме⁶ и метафизике⁷, о теории большого взрыва⁸ и концепции управления сном, но молча, про себя. Друг, напротив, болезненно, как художник, реагирует на отвратительные ему оттенки сарказма.

- Закрой рот! — он выдерживает гнетущую, по его мнению, паузу и добавляет — old sport…

- Надо выйти. Захотелось свежего воздуха.

Наш двор плавно перетекает в Ботанический сад, в праздный эдем, в котором прячутся парочки и поэты, мыслители и аскеты, волшебники и художники, музы и их почитатели, пьяницы и их собутыльники, — цветущий парк застывший во времени, словно Нарцисс, изумленный своей неповторимостью. Среди этой пестрой компании затерялись и мы: два приятеля, ночные бродяги, ведущие бессмысленную беседу. В руке у Друга бутылка портвейна, пережиток богемно-подросткового снобизма, и в моей такая же, но уже на четверть опустевшая, необходимая дозаправка перед разговором.

- Мы рождены быть богатыми! — друг продолжает свою проповедь. — И работа не для нас. Но деньги — это мое! Не хочешь работать… тебе и не придется. Я заработаю и на твою семью, old sport.

- Приятно слышать, — скепсис из меня и щипцами не выдрать, — где вы будете жить?

- Ты в своей манере, спрашивать, когда я с ребенком уже почти за дверью. Не переживай, я сегодня-же покину твою квартирку.

- Я тебя не выгоняю. Тесно. Но я не выгоняю. Я — это не мой отец. Хотя за то, что ты трахал его бывшую… я понимаю, почему он решил от тебя избавится.

- Она твоя мать…

- Плевать. Она не в себе.

- Это осталось в прошлом. Я, в отличии от тебя, оставляю обиды на обочине.

- Я гнусный, жадный лепрекон.

- Минули те дни, когда дамы были неприступными, канула в лепту мода на дам охотливых, теперь мы пресытились легкодоступными… пришла пора выдумать что-то новенькое…