внешность, столь подверженная течению времени. Едва ли не все учреждения Москвы на восемьдесят процентов заполнены такими невыразительными типажами. О чем они могли мечтать, так это о том, что когда-нибудь водоворот жизни прибьет их к какой-нибудь тихой заводи, где будет и вода почище, и корм посытнее. А уж если подфартит, так фортуна предоставит им возможность открыть собственное дело, что позволит без особой встряски встретить старость.

Но человек, что шествовал в сопровождении автоматчиков, не был обыкновенным, и уж тем более его не следовало причислять к офисному планктону. Звали его Александр Игоревич Николаев, должность завидная, почти что барская, — начальник цеха по огранке алмазов. Еженедельно из хранилища банка в цех огранки забиралась большая партия алмазов, которая впоследствии в виде прекрасно ограненных бриллиантов — в серьгах, кольцах, колье и прочих украшениях — отправлялась в ювелирные магазины едва ли не по всему миру.

А вот ровно в тринадцать часов из цеха по огранке алмазов через металлическую дверь, расположенную с торца здания, выйдет все тот же немолодой мужчина, немногим за сорок. За прошедшие три месяца, что Шабанов наблюдал за Николаевым, тот ни разу не изменил заведенным привычкам, что позволило составить его психологический портрет. Александр Игоревич не склонен к каким бы то ни было переменам или авантюрам. Ценит стабильность и внутренний покой. Осторожен в суждениях, не заискивает перед начальством, но и не спорит с ним, всегда ведет себя корректно, просчитывает в своей жизни каждый шаг. Но вместе с тем, что видно по его унылому лицу, испытывает неудовлетворенность. Этот человек считает, что достоин чего-то большего, что предначертано судьбой. Оно и понятно, находиться рядом с такими деньгами и быть всего-то десятой спицей в колесе — это обидно! Считает, что его незаслуженно задвигают и вместе с тем прекрасно осознает, что у него нет ни малейшего шанса, чтобы хоть как-то продвинуться по служебной лестнице. Все в этом мире уже поделено и ему досталась лишь роль статиста, а то и обслуживающего персонала. Однако Александр Николаев ни за что не упустит своего шанса свернуть с накатанной колеи. И ради него он рискнет поставить на кон даже собственное благополучие. А здесь уже просматривается игрок с немалыми страстями, которые следует использовать в собственных делах. Стоит попытаться подобрать к нему ключик, хотя сделать это будет крайне трудно.

Еще через пятнадцать минут Александр Игоревич подойдет к небольшому зеленому скверику и, разместившись на коротенькой скамеечке близ фонтана, выкурит сигарету. Один только дьявол знает, какие мысли будут будоражить его умную голову, когда он станет посматривать на фланирующих прохожих. Возможно, сидя на скамеечке, Александр Игоревич думает о том, как улучшить свое материальное положение. Степан Шабанов предоставит ему реальный шанс сделаться по-настоящему состоятельным человеком. Впрочем, выбор его был основан еще на одном — Николаев, как и всякий азартный человек, не упустит представившегося случая пощекотать себе нервы. А уж если Фортуна повернется к нему лицом, так это позволит прибавить к прежнему благосостоянию еще парочку нолей. Затем, накурившись, Александр Игоревич несколько поспешно покинет сквер и размеренным шагом затопает в обратный путь.

Николаев, по мнению Степана Васильевича, был наиболее уязвимым звеном в безопасности банка «Заречье», и начинать следовало именно с него.

Набравшись терпения, Шабанов стал ждать.

Металлическая дверь распахнулась точно с первым ударом часового боя — из здания, как если бы дожидался именно этого удара, вышел человек сорокалетнего возраста в идеально отглаженном костюме, до блеска начищенных ботинках и осторожно, словно опасался провалиться в зыбкую трясину, ступил на серый тротуар. Остановившись у высокого бордюра, терпеливо переждал плотный поток транспорта и уже твердым шагом пересек широкую улицу. Степан тотчас вышел из ресторана и, стараясь не отставать, заторопился следом, дыша Николаеву едва ли не в затолок. Дотопав до своей любимой скамейки, Александр Игоревич устроился под сенью разросшегося тополя, надеясь получить желанное успокоение. До кончиков ногтей он был человеком привычки, хорошо организованным человеком. Такие люди управляют банками, международными концернами, а Николаев по прихоти судьбы продолжал оставаться в среднем звене менеджмента, пребывая в безвестности.

Вытащив сигарету из полупустой пачки «Бонда», Николаев аккуратно воткнул ее в уголок рта. Движения изящные, отточенные многолетней практикой. Красиво смолит, ничего не скажешь. Такому изяществу следовало бы поучиться, а то и украсить какую-нибудь рекламу. Наверняка рассчитывает докурить сигарету в одиночестве, погрузившись в успокоенный ход непритязательных мыслей. «А вот на это полагаться не стоит, друг мой ситный», — хмыкнул Степан Васильевич и опустился на противоположный край короткой скамеечки, скосив взгляд, увидел, как нижняя губа Александра Игоревича недовольно поджалась, отчего сигарета, торчавшая в уголке рта, дрогнула. Верный признак крайнего раздражения. Наверняка в его четко отцифрованных мозгах вертятся примерно такие мысли: «Какого дьявола этот тип устроился на моей скамейке, когда вокруг находится с полдюжины точно таких же». — «Ничего, братец, придется тебе потерпеть. Так что подымим табачком в тандеме», — подумал Степан, внутренне усмехаясь, и вытащил из кармана пиджака точно такую же пачку «Бонда».

Закурили почти одновременно, пыхнув дымком в противоположные стороны. Держались так, как если бы их ничто не связывало, — всего-то случайный сосед по скамейке, о котором тотчас забываешь, едва поднимаешься с нее. А вот здесь Николаев ошибается — их связывало много общего, а через несколько минут разговора будут связывать еще и деловые отношения.

— Простите, а не подскажете, который час? — повернулся Степан к своему соседу, изящно стряхнувшему пепел на затоптанную пожухлую траву.

Глянув вполглаза на огромный циферблат, поблескивающий россыпью алмазов, Александр Игоревич произнес, не проявляя к соседу даже малейшего интереса:

— Пятнадцать минут шестого.

Его взор, неподвижный, откровенно прямой, был обращен в противоположную сторону сквера, где на точно такой же скамейке замерла миловидная девушка с книгой в руках — наверняка какая-нибудь студентка, готовящаяся к сессии.

— У меня такое впечатление, что мы с вами где-то уже встречались.

Николаев отвел взгляд от презабавного зрелища и внимательно посмотрел на Степана.

— У меня нет такого ощущения, любезнейший. — Слегка повел плечами, добавил: — Хотя кто его знает, Москва — маленький город.

— Я, собственно, не из Москвы, а из Якутии… Знаете, вы мне очень напоминаете одного бизнесмена, который в Дружном забрал деньги своих акционеров и исчез. Не помню, какая была сумма, — наморщил Шабанов нос. — Кажется, два миллиона долларов. Некоторое время его даже считали погибшим, потому что в реке выловили труп, одетый в его костюм и обутого в его ботинки. Опознать его не представлялось возможным, потому что лицо было очень обезображено. Но все-таки несколько сослуживцев узнали в нем пропавшего бизнесмена. В общем, следователи выдвинули такую версию: его ограбили какие-то неизвестные, забрав два миллиона долларов, после чего труп выбросили в реку. Обнаружились свидетели, которые якобы видели, как накануне его пропажи к нему заявлялись двое неизвестных. Их фотороботы показали по телевидению, но поиски так ни к чему и не привели.

Николаев сидел неподвижно, лишь небрежно щелкнул пальцем по сигарете, очевидно стряхивая предполагаемый пепел.

— Вынужден согласиться с вами, забавная история получается, — лениво растягивая слова, выдавил из себя Николаев. — Чего только не бывает, мало ли похожих людей!

— Разумеется, много, — легко согласился Степан. — Но вы даже не представляете, насколько вы с ним похожи! Знаете, у меня даже совершенно случайно при себе оказалась его фотография. Не желаете взглянуть? — Не дожидаясь согласия собеседника, Шабанов вытащил из внутреннего кармана снимок и показал его Николаеву. — У меня возникает такое чувство, что с этой фотографии смотрит ваш близнец. Даже на подбородке точно такая же родинка, как у вас. Смешно, правда?

Александр Игоревич сильным щелчком отшвырнул недокуренную сигарету далеко в сторону, что должно было свидетельствовать о некоторой горячности.

— Помнится, в прежние дни вы были более аккуратны, окурки бросали исключительно в урну. А тут такое!

— Вы что, следили за мной?

— Скажу так… изучал!