Сердце друзьям изливал и вино разливал не скупее.Сладким набив табаком нэкитошским любимую трубку,Он задымил и к гостям обратился с такими словами:«С добрым прибытьем, друзья! Окончились ваши скитанья. Может быть, новый ваш дом окажется лучше, чем прежний!Нету здесь лютой зимы, что кровь леденит и морозит;Нет каменистой земли, приводящей пахаря в ярость;Как под килем вода, здесь податлива почва под плугом.Круглый год апельсинные рощи цветут, а трава вырастаетЗа ночь выше у нас, чем за все канадское летоЗдесь стада полудикие вольно средь прерий пасутся;Здесь для каждого вдоволь земли и лесов в преизбытке:Были бы руки, топор — так будет и дом деревянный.Если же выстроен дом и желтеют созревшие нивы,То никакой вас английский король не изгонит отсюда,Не украдет ваших стад, не спалит жилищ и амбаров!»Тут, пустив из ноздрей свирепое облако дыма,Грохнул он по столу своим кулаком заскорузлым,Так что вздрогнули гости, а Фелициан преподобныйНе донеся понюшку до носа, застыл удивленно.Но успокоился храбрый Базиль и шутливо закончил:«Только, друзья, берегитесь гуляющей здесь лихорадки!Это не то что наша простудная хворь, от которойВылечишься, паука в скорлупке привесив на шею!»Тут голоса донеслись от дверей и шаги застучалиНа деревянных ступенях крыльца и открытой веранде.Это креолы пришли и акадские переселенцы —Все соседи Базиля, которых созвал он в тот вечер.Радостной встреча была земляков и приятелей старых.Даже и те, что досель чужаками считали друг друга,Встретясь в изгнании, сразу себя ощутили друзьями, Объединенными узами общей далекой отчизны.Но долетевшие к ним из-за перегородки напевыСкрипки Мишеля, задорные звуки знакомых мелодийВсе разговоры прервали. Как дети, мгновенно увлекшись, Дружно они отдались стихии кипучего танца,В вихре головокружительном мчась, и кружась, и качаясь,В водовороте веселья, в плеске мелькающих платьев...В это время пастух и священник, усевшись в сторонке,Речь завели о прошедшем, о нынешнем и о грядущем. Эванджелина стояла в оцепенении. ПамятьВ ней пробудилась, как будто с музыкой скрипки нахлынул В душу ей гул океана — и невыразимой печальюВсю переполнил; и в сад незаметно она ускользнула.Ночь была чудной. Над черной стеною дремучего леса,Кромку его серебря, поднималась луна. ТрепеталиБлики дрожащего света на ряби реки полусонной, —Словно мечты о любви в одиноком тоскующем сердце.Души ночных цветов изливали вокруг ароматы,Чистые эти мольбы и признанья. И ночь проходила,Как молчаливый монах, своею стезей неуклонной.Так же и сердце девушки полнилось благоуханьем,Так же его тяготили тени и росы ночные.Лунный магический свет томил ее — и сквозь ворота,Мимо огромных и смутных дубов, стороживших дорогу,Вышла она на границу бескрайних таинственных прерий.Тихо лежали они, облитые лунным мерцаньем,И светляков мириады сверкали средь трав полуночных.Над головой ее звезды, как искры божественных истин,Миру светили, но мир перестал чудеса! удивляться, —Разве когда в небесах ослепительно вспыхнет комета,Словно рука, что огнем на стене начертала: «Упарсин».Так одиноко, меж звездами и светляками, бродилаДевушка и восклицала: «О Габриэль! О любимый!Ты так близко — когда же тебя наконец я увижу?Ты так близко! — когда ж наконец я услышу твой голос?Ах, сколько раз твои ноги по этой тропе проходили!Ах, сколько раз твои очи глядели на эти деревья!Ах, сколько раз, возвращаясь с работы, средь этой дубравы Ты ложился в траву и меня представлял в своих грезах!Скоро ль смогу я увидеть тебя и обнять, мой любимый?»Вдруг возле самой тропинки жалобный крик козодоя,Словно лютня лесная, послышался — и за опушкойВновь повторился — все дальше и дальше — и смолк среди чащи.«Жди! — прошептал ей дуб, как оракул из темного грота,И, дальним эхом вздохнув, откликнулись прерии: «Завтра!»Утро пришло; и цветы омыли своими слезамиСветлые солнца ступни и кудри его умастилиЧистым своим благовоньем из маленьких чашек хрустальных.«В добрый час! — промолвил священник с крыльца. — ВозвращайтесьС блудным сыном измученным и с неразумной невестой,Что, заснув, пропустила приход жениха. До свиданья!»«До свиданья!» — ответила девушка и, улыбаясь,Вместе с Базилем сошла к уже поджидавшей их лодке.Так с лучезарного утра надежд началась их дорога,Их погоня за тем, кто вперед уносился, гонимыйЯростным ветром Судьбы, как увядший листок над равниной.День и другой миновал, и не скоро еще удалось имСлед беглеца разыскать средь озер, и лесов, и потоков;
