Визжание покрышек напоминает ржание застоявшегося мустанга, толчок сотни лошадей и резкий скачок вперёд. Тело генерала то бросает носом в спинку переднего сиденья, то вдавливает в жёсткую опору позади. Сначала чуть не расквасил нос, потом чуть не хрустнули шейные позвонки. Вот уж точно: 'По коням!', — прости господи. Сзади, как привязанный, мчится БТР.

Нападавшие, вероятно, ожидали и добивались именно такого маневра. Просчитали, подлецы, что в случае отхода БТРы напорются на засаду. Просчитали, но…просчитались — засада в клочья, горстка оставшихся в живых бандитов расползлась по щелям. Одна пробле-ма: два ЗИЛа в крайне нерабочем состоянии, слипшись бортами на заносе, перегородили дорогу. Пробка! Так уж получилось. Колёсный БТР — не танк: при всём старании не сможет сходу ни сдвинуть, ни растащить по-быстрому многотонную груду исковерканного железа. Объехать не позволяет рельеф, даже не стоит пробовать. В рваных и глубоких каменистых складках машина заклинится и из боевой техники перейдёт в разряд неподвижной мишени. Конечно, рскантовать потихоньку эту баррикаду можно, есть силы и средства, нет главного — времени.

— Чем бы ни занимался, — словно прочитав мысли генерала, оскалился Павел, — мне всю жизнь не хватало времени.

— 'Даже если вас проглотил кит…', — пробормотал Коля себе под нос, и Шершнев ещё раз отметил, что юный солдатик кое-что имеет в голове.

Капитан щёлкнул микрофоном.

— Ход конём, ребята. Сёма, что у тебя?

В переговорнике зашуршало, и ломкий голос доложил.

— Шпиён, товарищ капитан, плата выгорела!

— И?

— Никак!

— Понятно, — Павел мечтательно возвёл очи к белёсому небу, — Завьял, дай три красных!

Он вставил микрофон в держатель и вылез из кабины. Виктор Сергеевич открыл двер-ку со своей стороны и, прихватив автомат, тоже выбрался на воздух. Он следом за капита-ном направился к баррикаде из сросшихся грузовиков, в пяти метрах от которых стоял вто-рой БТР. Вокруг баррикады лежали перемолотые тела людей. Полотно дороги, ближайшие скалистые морщины, уделанные в хлам грузовики — всё вокруг уляпано красными лужами и кляксами. Картина адова, криминальный морг отдыхает. Трое бойцов в пыльных гимнастёр-ках и в такого же цвета панамах, затаившись за остовами, насторожённо наблюдали за ты-лом, четвёртый копошился в кузове.

В это самое время с интервалом в две секунды в небо ушли три красных ракеты.

— Как обстановка? Обратился Павел к парню с сержантскими лычками.

— Ажур, товарищ капитан, живых тут нет, смылись. Во-он из-за того бугорка пострели-вают.

Из кузова, старательно пригибаясь, спрыгнул парень в камуфляже и с явно бурятской физиономией, голова по-особому повязана платком из такой же пятнистой ткани.

— Штабель, — доложил он, — страшно смотреть, вся анатомия наружу. И чего лезли? Ко-мандир, это не чеченцы.

— Это интересно, — генерал повернулся к Павлу.

Тот кивнул солдатику.

— Докладывай.

— Там, — бурят указал на рваный брезент, — один парень на моих глазах помер, а перед тем бредил, разговаривал. Я чеченский маленько знаю, но парень говорил на каком-то дру-гом.

— Он прав, — согласился Виктор Сергеевич, — человек в бреду говорит на родном. Что вы об этом думаете, капитан?

Полежаев, пренебрегая субординацией, как бы фамильярно коснулся рукава генераль-ской куртки.

— Ещё одно подтверждение, товарищ генерал. Западня готовилась не местными. Вер-нёмся (капитан не сомневался в благополучном исходе), учиним следствие. Виктор Сергеич, вам бы в 'батон', мы тут сами.

Шершнев в БТР не полез, но и не стал подходить вплотную к груде металла, чтобы не петлять между кровавыми лужами, прислонился к бронемашине рядом с передним колесом, стараясь не смотреть на изуродованные тела. Противоестественный для нормального живо-го человека вид разорванной плоти вызывал, помимо вульгарной тошноты, ещё и бессозна-тельное душевное отторжение. Здоровая психика натурально протестовала. Он исподволь наблюдал за капитаном и его командой и отметил, что ребята лишь изображают равнодушие и крутизну. Они, как и большинство людей, особенно молодых, не приемлют вида смерти, тем более такой. Они морщатся, отводят глаза, сглатывают, кривятся, бережно обходят уже темнеющие на жаре, глянцевые потёки с островками багровой пены. Их лица не выражали торжества по поводу столь скорой и эффектной победы. Горечь. Да, горечь-горькая проступала на лицах ребят.

— Наблюдайте пока, — как-то отстранённо махнул рукой Павел и направился к генералу.

— Какие планы, капитан? — Спросил Шершнев.

— Я думаю, — Паша посмотрел на часы, — в Назрани уже встревожились. Чёрный дым, взрывы, красные ракеты иначе, как боевыми действиями не истолкуешь. Должны зашеве-литься. Обязаны. Чёрт знает, почему командир тамошнего гарнизона тормозит? Есть уве-ренность, что абреки уже перемещают миномёт на новую позицию. Долбанут. Ещё чуть, и дам команду на атаку. Попробуем расстрелять в упор, — капитан кивнул на стоящий посреди дороги передовой БТР, — а там, глядишь, наши подоспеют.

— Как считаешь, почему засаду устроили так близко от города?

— Рассчитывали на быструю расправу. Ну, и психологический фактор — расслабуха, могли ведь прямо к покойничку подъехать для разборки. Шарах, и мы в кювете, что оста-лось. Сорвалось, теперь бесятся.

— Похоже на то, — кивнул Шершнев.

Паша снова глянул на часы, хлопнул рукой по борту бронемашины и приказал высу-нувшемуся из люка бойцу.

— Завьял, на максимальной вперёд. Твоя задача: раздолбать миномёт под горой и бегом назад. Выполняй!

— Есть! — Рявкнул парень, скрылся внутри, захлопнув люк, и машина с рёвом и сизым выхлопом сорвалась с места.

Колёсный бронетранспортёр — машина ходкая, способен развить скорость до ста кило-метров в час, и Завьял бил все рекорды, раскатываясь под горку.

— Лучше никогда, чем поздно…

Шершнев успел заметить, как Павел пальнул из карабина прямо от пояса. В миг вы-стрела он почувствовал ожог под правой коленкой, нога почему-то онемела и подломилась, следом волна сильнейшей боли прокатилась от колена к голове, на глаза легла душная, тём-ная паранджа, высасывая сознание.

'За что они…?'

'За то же, за что и ты…'

'Но я выполняю приказ. И я хочу мира этой земле'.

'Они тоже выполняют приказ. А мир — он разный'.

'Мир один, где не убивают…по приказу. Где люди живут, как…люди'.

Ощущение токающей боли в правой ноге не позволяло уснуть. Болезненные импульсы пробегали по телу и отдавались в левой руке затяжным нытьём. Сонное оцепенение смени-лось беспокойством. Щелчком вернулось сознание. Воссоздалась расплывчатая картина: он стоит у БТРа и разговаривает с капитаном; на периферии в уголке глаза лёгкое движение; Паша стреляет навскидку; человек, всё это время лежавший замертво, вскидывается над ас-фальтом скомканной красной тряпкой; кровь веером. Боль в ноге.

'А меня, кажется, зацепило грязно. Кость, зараза…. Лишь бы не ампутация'.

Он открыл глаза. Лежит в тенёчке, по-видимому, подле бронетранспортёра. Не на го-лом асфальте, мягко подстелено, под приподнятой головой какая-нибудь скатка. Ч-чёрт, больно. Над ним чьё-то лицо. А-а, Коля-Николай.

— Как… дела…, Коля? В… меня… стреляли?

— Лежите, товарищ генерал, вас ранило осколком в ногу. Один чех на гранате лежал, ну, и рванул чеку. Наши на подходе, уже вертушка кружит.

Вы читаете Закон Талиона
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату