горячий денёк выдастся. Ты уж постарайся, сын мой…
— Постараюсь, конечно, постараюсь… — пообещал я и про себя подумал: «Ни за что не позволю ему загубить этих животных! И наживаться на них не дам, гнилой ты Орешек!» Наутро мулла Янгок разбудил меня чуть свет и стал торопить, чтобы я поскорее выводил осликов на работу. А я всё оттягивал, дожидаясь, когда соберётся вокруг побольше народу.
Часов в десять началась потеха: я вывел осликов в гущу толпы, вставил им под хвост по ветке колючки. Ослики взбрыкнули, заорали благим матом и кинулись в разные стороны, ударяясь об людей, опрокидывая корзины, мешки и ящики. Картина получилась точь-в-точь как при появлении «дракона». Только на этот раз было не страшно, а смешно. Я забрался на куполообразную гробницу Узункулака и хохотал до упаду. И когда даже посиневший от злости Янгок появился, я ничуть не испугался и всё продолжал смеяться.
— Подойди сюда, щенок! — прошипел он злобно.
— Слушаюсь, хозяин! — Я спрыгнул вниз. Янгок закатил мне оплеуху, как клещами, вцепился в мою руку и волоком потащил в дом.
— Я покажу тебе, негодяй, как портить мне дело! — шипел он, скрежеща зубами. — Жаль, что я убить тебя не могу, щенок!
По-моему, не стоит подробно рассказывать, как Янгок завёл меня в комнату и бил чем попало и куда попало. В этом нет ничего интересного. Он бил меня и заставлял каяться.
— Покайся, негодяй, покайся, пока не поздно! Поклянись, что больше не будешь подводить меня! Я молчал-молчал, потом не выдержал:
— Не покаюсь, ни за что не покаюсь! Погоди ты, Орешек, я ещё сведу с тобой счёты!..
— Что-о? Что ты сказал?! — заревел Янгок и опять бросился ко мне.
Но я успел отворить дверь и кинулся наутёк.
ЗАГОВОР УБИЙЦ
Всю ночь меня мучили кошмары. Только усну, а мулла Янгок тут как тут: осторожно подползает ко мне, обеими руками хватает за горло и начинает душить.
«Я покажу тебе, негодяй, как портить мне дело!» Просыпаюсь в испарине, прихожу в себя, опять засыпаю. Только сомкну глаза, опять появляется Янгок. Он летает надо мной, как вертолёт, кружится, шепчет заклинания, колдует. У меня начинает вздуваться живот, будто шар, в который накачивают воздух, и он вот-вот должен лопнуть, взорваться как бомба. Вскрикнув, я опять просыпаюсь, ощупываю живот: нет, не вспух и, похоже, взорваться не собирается.
Успокоившись, снова засыпаю. И снова снится какая-нибудь чушь.
Так промучился до утра. Встал с головной болью. А тут ещё бабушка начала придираться: зачем, мол, прибежал, уж не прогневил ли чем дорогого муллу Янгока.
— Нет, не прогневил, бабушка, нет, — успокоил я её. — Просто мулла дал мне отпуск. На один день, на свидание с тобой…
Бабушка захлопотала, стала готовить мне завтрак. А я сел обдумывать, что делать дальше. Хорошо бы, конечно, на всё махнуть рукой, лечь на травке в саду, достать учебники и учить уроки. И чтобы никто тебя не корил, не пилил: «Опять бездельничаешь, останешься на второй год, непутёвый!» Сам во всём виноват. Согласился, когда бабушка предложила стать дурацким учеником Янгока. Правда, если бы я не согласился, она бы силой меня не заставила. Но я хотел выведать секреты муллы да ещё за сестрёнку отомстить. Поэтому пошёл, хотя мог всё это узнать каким-то другим путём. А секретов-то у муллы, оказывается, почти никаких: надувает людей как может, и всё тут. Взять бы да позвать милиционера: арестуйте, мол, этого человека, он вор и мошенник! Но не такой уж простачок мулла Янгок. Скажет: «Докажите, что я вор и мошенник. Я никому плохого не сделал. В поте лица служу аллаху. Вы на меня наговариваете, потому что хотите свою вину скрыть: вы убили моего ослика, единственного, любимого, незабвенного ослика!» Глядишь, я бы в дураках и остался. С муллой не стоило связываться, а уж коли связался, надо дело довести до конца. Придётся вернуться к Янгоку, попросить прощения, сделать вид, будто понял свою ошибку и раскаиваюсь.
Приняв такое решение, я повеселел, даже голова перестала болеть. Взял гроздь винограда и тронулся в путь. Шёл я быстро и весело, но чем ближе подходил к гробнице, настроение становилось всё хуже и хуже. Хотелось вернуться обратно или, во всяком случае, сегодня не идти к Янгоку. И тут я вспомнил волшебную шапочку.
— Скажи, дорогая, стоит ли связываться с этим муллой Янгоком? Ведь его всё равно рано или поздно разоблачат. Не я, так другие.
— Так-то оно так. Но разве мулла Янгок не избил тебя, Хашимджан?
— Избил. Да ещё как!
— А ты разве прощал, когда тебя избивали в нечестной драке, Хашимджан?
— Нет, не прощал. Правда… Арифу простил, но ведь я сам сколько раз обижал его ни за что ни про что…
— Вот видишь! А мулле Янгоку, значит, можно тебя колотить безнаказанно, так, что ли?
— Вот ещё! Я пообещал Янгоку свести с ним счёты!
— А чего тогда голову ломаешь? Или трусишь?
— Я? Трушу? Ты ещё меня не знаешь, дорогая! Я его… Да я этого Янгока, как орех, расколю. Но на всякий случай, дорогая…
Я быстренько надел шапочку и прошептал:
— Наверху небо, внизу земля…
— Ты правильно решил, Хашимджан, — крикнула сверху шапочка, — не стоит лезть на рожон!
Я быстро взбежал по каменным ступеням наверх. Дверь в дом была приоткрыта, и оттуда доносились приглушённые голоса. Я тихо вошёл в сумрачную комнату.
Мулла Янгок сидел в глубине комнаты на мягких шёлковых подушках. Перед ним стоял склонив голову Горбун. С того дня, как я убил змею, здесь его не было видно. Я подумал даже, что он уехал навсегда вместе со своим дружком, мюридом, который со шрамом.
— Долго же ты гулял, Балтабай! Я уж и не надеялся тебя увидеть, — говорил недовольным голосом мулла Янгок.
— Две недели мотался по кишлакам, пока собрал все долги, причитающиеся вам… — ответил Горбун. — А вы ещё недовольны.
— Где деньги? — сразу подобрался Янгок, как тигр, готовый прыгнуть на жертву.
— Вот они. — Балтабай подал мулле деньги, завёрнутые в платок.
— Это всё? — спросил Янгок. подозрительно оглядывая Балтабая.
— Копеечка в копеечку, ака. Кое-кто расплатился продуктами, так их я оставил вашим жёнам. В кишлаке Айтепе и Культепе. Мясо, рис там, мука…
— Зря ты брал продукты, Балтабай. Если всё отдавать жёнам, нам никогда не выбраться из этой дыры, дитя моё.
— Я не мог иначе, Янгок-ака. Или бери продуктами, или ничего не дают.
— Надо было припугнуть гневом аллаха.
— Пугал, Янгок-ака, пугал, да мало толку — не пугаются.
— Ох, сын мой, тяжёлые времена настали: нет у людей страха. Боюсь, в один прекрасный день возьмут они да погонят нас отсюда. Надо поскорее сколотить деньжат и смываться.
— Золотые слова, дорогой братец. Пора сматывать удочки. Вроде палёным запахло…
— Ты о чём это? По лицу вижу, есть у тебя что-то на уме. Садись поближе, Балтабай, рассказывай…
— Не утешительный рассказ будет, братец, — начал Балтабай.
— Да говори же поскорее!
— Выполняя ваше поручение, брат мой, я обошёл тридцать три кишлака и так, шаг за шагом,