распластавшуюся змею. Она забилась на месте…
Я бросил палку и, пошатываясь, пошёл к ручью. Меня тошнило… Напившись воды, я несколько успокоился, но продолжал сидеть на берегу ручья. Оказывается, даже сюда докатились дыни, брошенные насмерть перепуганными людьми. Я нашёл две штуки. Одну спрятал в траве, а другую расколол об землю. Но съесть дыню мне не удалось — помешали два человека, которые крадучись пробирались к гробнице. Из услышанных обрывков разговора я установил, что это помощники муллы Янгока. Оба они были в потрёпанных халатах. Один со шрамом во всю левую щёку, другой — горбатый.
— Странное случилось со змеёю, — сказал человек со шрамом испуганным голосом. — Боюсь, уж и впрямь не приложил ли тут руку всевышний?
— Не болтай чепуху, какой ещё всевышний! В сказке живёшь, что ли? — пробурчал горбун.
— Но тогда кто же размозжил голову змее и оглушил того парня? Рядом ведь никого не было.
— Давай-ка лучше поторопись, а не рассуждай. Мы должны помочь Янгоку. Он, наверное, в затруднении перед этим малым…
Я опять надел шапку и поспешил за ними, В домике, что находился за гробницей Узункулака, сидели мулла Янгок и парень в клетчатой рубахе, о котором только что говорили, как я понял, помощники Янгока и которого я сдуру оглушил ударом палки. Голова его сейчас была перевязана красным поясным платком.
— Вы обещали уплатить мне сто рублей, если я выпущу свою змею в толпе, — плаксиво говорил он.
— Ты получил тридцать рублей? — ответил мулла Янгок. — И хватит с тебя!
— Моя змея погибла. Я не требую всей её стоимости. Но отдайте хоть обещанные сто рублей.
— Твоя змея не должна была разгонять весь базар да ещё и паломников. Надо было лишь напомнить неверующим, что аллах существует и она ниспослана именно всевышним. Змея не выполнила задания, сдохла и половины дела не сделав, а я должен отвечать, да? Может, ты сам её отравил, кто тебя знает?!
— Заплатите… — чуть не плача, протянула Клетчатая Рубаха. — Я эту змею пуще зеницы ока берёг, цирку хотел продать…
— Ладно, вот тебе ещё три рубля, и мы в расчёте. Выпьешь за наше здоровье. Тридцать три рубля за богом проклятую тварь — это очень хорошая цена, не правда ли, ребята?
«Ребята» — человек со шрамом и горбун — согласно кивнули. А горбун к тому же зловеще шагнул к Клетчатому, засучивая рукава. Бедняга хозяин «дракона» взглянул на огромные, волосатые ручищи горбуна, сглотнул слюну и поспешно пробубнил:
— Вы правы, вы правы… Я сам купил её за пять рублей, Красная цена ей — тридцать три рубля.
— Вот видишь, дитя моё, выходит, ты хотел надуть честных людей — служителей аллаха. А ещё плачешь!
Клетчатый поспешно вырвал трёшницу из рук Янгока, опасливо обошёл горбуна, не отрывая взгляда от его рук, и опрометью бросился вон.
Мулла Янгок, человек со шрамом и горбун, которые молча смотрели ему вслед, разразились громким хохотом.
— Ну и провели мы этого малого, — прокудахтал мулла Янгок. — И дело сделали, да притом не одно, и денег не заплатили полностью.
— Почему это не одно? — поинтересовался горбун.
— Таинственная гибель змеи здорово нам помогла. Теперь поползёт слух, что разгневанный аллах вначале ниспослал дракона, но, внемля нашим молитвам, своей же невидимой рукой размозжил ему голову. И пусть тогда, — мулла Янгок погрозил кому-то кулаком, — пусть тогда они посмеют сунуться сюда!
Я понял, что он имел в виду Абдушукурова, человека из района и моего папу. Но горбун заговорил совсем о другом.
— Выходит, сегодня мы выгадали, значит, заработали шестьдесят семь рублей,
— бросил он будто невзначай. — Не мешало бы их поделить поровну.
— Золотые слова! — с готовностью поддержал его человек со шрамом. — И не обязательно поровну, Балтабай. Надо совесть иметь: Янгок трудился больше нашего. А потому пусть он получит больше нас — двадцать три рубля, а нам даст всего лишь по двадцать два. Мы и на это согласны. Тем более, что лично я решил уехать домой.
— Вот как? — удивился горбун.
— У-у, грабители! — взвился мулла Янгок. — Хоть оба сгиньте, проклятые!
Но, глянув в решительные лица своих друзей, на волосатые руки-грабли горбуна, он полез в карман.
Я осторожно выскользнул в дверь…
БАБУШКИНА РАДОСТЬ
Теперь мне было ясно: одолеть муллу Янгока не так просто, как, например, бабку Саро. У гадалки скрипучий голос, большие страшные глаза, разные погремушки да Мирабиддинходжа с тонкой шеей. А у муллы Янгока? У него же настоящая шайка головорезов. Пусть человек со шрамом уходит, но ведь один только горбун чего стоит?! Вон как циркача надули, век не забудет: и змеи своей дрессированной лишился, и денег. Недаром, видать, расстроился человек из района, услыхав про козни Янгока, и сказал, что в том деле нельзя идти напролом.
Эх, подсказал бы мне кто-нибудь, что делать! Уж я бы обделал всё, как полагается! Отступать теперь нельзя. Раньше я хотел отомстить только за сестрёнку, а теперь и личный счёт имею. Ишь ты какой ловкий мошенник: меня хочет аллахом объявить, ручки на этом погреть! Ведь как он сказал:
«Таинственная гибель змеи здорово нам помогла!» Выходит, я убил эту гадюку и Янгоку же помог? Нет, брат, шалишь, не выйдет твоя затея. С Хашимджаном шутки плохи. Но только как подступиться к делу?
— Шапочка моя, шапочка, может, ты посоветуешь?
— Я и так уже голову ломаю, Хашимджан, но ничего путного на ум не приходит. Лучше поищи сам, дорогой, и ты обязательно найдёшь выход.
И я стал днями и ночами искать этот выход. А он никак не находился. Я перестал бегать на улицу, ходить на руках и охотиться на воробьёв, которые выклёвывали вишни в саду. Бабушка поглядывала на меня с подозрением: уж не задумал ли я новый побег? А потом стала жалеть:
— Если хочешь, Хашимджан, иди погуляй с товарищами.
— Нет, бабушка. Лучше дома посижу.
— И что случилось с мальчиком — ума не приложу! — беспокоилась она. — Как ртуть живой был, а стал тише воды ниже травы. Спаси аллах, не напала бы хворь…
При слове «аллах» я оживляюсь, начинаю расспрашивать: а был ли аллах вообще, где он находится, сколько у него ангелов, как он успевает за всеми людьми присматривать, кто его родители и откуда вообще люди узнали, что он существует, раз его никто не видел.
— Всё из Корана, сынок, — охотно отвечает бабушка и начинает рассказывать всякие сказки из этой мудрёной книжки.
Я слушаю внимательно, наматываю на ус. И не насмехаюсь, как прежде. Наоборот, задаю всё новые и новые вопросы. Бабушка не нарадуется, глядя на меня. Даже соседям похвасталась, что я теперь образумился, божьими делами интересуюсь. Я посмеивался про себя, но помалкивал. Главное — побольше узнать об аллахе, о муллах и святых. Может, пригодится, когда я придумаю план расправы с Янгоком. И как в воду глядел, именно эти мои расспросы и помогли мне.
Донохон стала поправляться. Она уже ходила по палате, придерживая руками левый бок. Там у неё был шов. Сестрёнка сама показала его мне, когда я в последний раз ездил с папой в больницу.