Рашель, по нашему мнению, одно из лучших и наиболее удавшихся действующих лиц «Мага в законе». Сюжетная линия, связанная с нею, тщательно продумана и разработана до мелочей. Это страдающий образ. Авторы показывают, как из гадкого утенка вдруг рождается черный лебедь (несмотря на «бубновую» масть). Рашель — женщина до мозга костей. Не случайно от товарок по каторжному бараку она получила уважительное прозвище Княгиня. Дама Бубен относится к тому, теперь, к сожалению, уже редкому типу женщин, о которых Некрасов сказал, что «грязь обстановки убогой к ним словно не липнет». Рашель выглядит по-царски в любых условиях: будь это разбойничий притон в глухой тайге или помещение морга, номер в дешевой гостинице или великосветский бал.

«Ты всегда знала о себе: я сильная. Всегда: в деле, на каторге, в кус-крендельской глуши. Знание было простым и в некоторой степени раздражающим».

Сильная — да. Но счастливая ли? Существование Рашели в первом томе показано бездумным и бесцельным. Она как бы живет предчувствием грядущих событий, ожиданием перемен, которые врываются в ее жизнь после переезда в Харьков.

Мятежная душа наконец-то успокаивается. Женщина обретает то, к чему она подсознательно стремилась всю жизнь: твердое плечо, о которое можно опереться и в которое можно поплакаться, уютное семейное гнездо, стабильное социальное положение. Необходимость в «эфирных воздействиях» отпадает сама собой.

Чародействовать теперь приходится лишь иногда, чтобы не потерять квалификации. И показательна трансформация, происходящая в сознании Рашели. В финале, когда озверевшая толпа грозит тому, что ей стало дорого (мужу, падчерице, имению, друзьям), Княгиня забывает об инстинкте самосохранения и идет на последнюю жертву, не задумываясь о последствиях.

Под стать такой Женщине должен быть и Мужчина. Конечно же, им не мог стать Друц-лошадник, хотя ряд сюжетных ходов первой книги давал читателю повод надеяться именно на такой исход. Но Друцу так и не удается стать ровней Рашели.

Возможно, причина этого кроется в особенностях воспитания героя и героини, вернее, в различии сфер, где привыкли они вращаться. Если обычной средой общения Дамы Бубен был высший свет, то Друц имел дело преимущественно с босяками и конокрадами. В одной упряжи они стали бы конем и трепетной ланью.

Отчасти годился на вакантное место второй половины Княгини ее «крестник» Федор Сохач. Это натура тонкая и возвышенная, умеющая глубоко чувствовать и переживать. Не случайно он становится известным поэтом. Хотя в этом скорее всего заслуга не его самого, а его «феи-креетной», поделившейся с ним частью своей артистической личности. Федор наделен в романе большой долей сексуальности, или того, что латиноамериканцы называют «мачо». В него влюбляются почти все женщины и испытывают некоторую симпатию мужчины (не исключение даже Шалва Джандиери).

Да, Рашель могла бы связать с ним свою судьбу. Подобные мысли посещают ее на протяжении второй книги «Мага», отголоски этой душевной борьбы слышны и во втором томе романа. Отношения пары несколько выходят за рамки «родственных», что авторы объясняют воздействием обряда «крещения». И Федор, уже будучи женат на безумно любящей его Акулине, где-то в глубине души хранит образ не Рашели-крестнрй, а той сатанински привлекательной женщины, которая пела в «Пятом Вавилоне», и являлась ему в «срамных» снах.

Все же Даме Бубен нужно было не это. Одними плотскими утехами она бы не удовольствовалась. Ей необходима была Любовь-поединок, Любовь-борьба с человеком, который бы смог подчинить ее и укротить.

А в Федоре отразилось слишком много ее собственного 'Я'…

…есть гонители, но есть и гонимые.

И тут мы погружаемся в еще один слой романа — в слой фэнтэзи. Маги! Одно слово чего стоит! Знаковое слово, бикфордовым шнуром взрывающее глубинные пласты контекста и подтекста. Мудрые Гэндальфы с белыми бородами при жезле и мантии, вокруг — свита из эльфов-цвельфов вкупе с гномами и прочими феями. Тут читателя, к Толкиену и его эпигонам сердцем прикипевшего, ждет, пожалуй, наибольшая неожиданность. Да что там неожиданность — шок! Жесточайший, с ног сбивающий, кидающий в ступор. Маги в каторжном бараке, маги с бубновым тузом на грязном армяке!

Впрочем, почему бы и нет? Время идет, царства-государства сменяют друг друга, вместо сгинувшего в веках Арнора пришла все та же Российская империя. А маги…

Вот тут-то самое время поймать самого себя за руку. Уж здесь-то можно и без сравнительно- исторического анализа обойтись, ибо магов — настоящих, а не языческих колдунов с шаманами! — в России начала века уж точно не было.

Разгулялась у почтенных авторов фантазия, на радость читателю. Внимай — и трепещи!

Фэнтези!

Не спорю — не было магов в империи Российской. И «закона» мажьего не было. Зато имелось нечто другое, весьма и весьма сходное. Не буду вновь поминать старообрядцев и язычников, а также сектантов всех мастей, ушедших в свой «закон», готовых за него звенеть кандалами хоть до Сахалина. И социалистов, от мирных проповедей к бомбистским комплотам перешедших (эсэровская Боевая организация Гершуни-Азефа — не тот же «закон»?!). Действие рождает противодействие, силе гонителей неизбежно противостоит хитрость гонимых.

Попалась мне как-то редкая статья редкого автора на редкую тему: нищенские кланы на Западной Украине. Ох как похоже! И ритуалы, и культы тайные, и жертвоприношения на лесных полянах, и строгие ранги старшин, и даже своя доморощенная каббалистика. Не говорю уже о столь ярко и выпукло описанных в романе цыганах, тоже от властей тогдашних немало претерпевших!

Вот он, второй урок! Слепая власть, слепо разящая невинных, множит число врагов.

Множит — и толкает их в объятия друг другу. Этого в романе почти нет (почти, ибо связь мажьего «закона» с цыганским проглядывает весьма отчетливо). Но все еще впереди. В реальной истории вполне реальные «сицилисты» успешно кооперировались с уголовным «дном», с сектантами и старообрядцами — и с теми же гонимыми цыганами. «Единица — ноль!» — восклицал партийный поэт Маяковский. Но из гонимых единиц и двоек (шестерок, семерок и восьмерок всех мастей) складывалась колода, о которую вначале затупился, а после раскололся меч Российской империи. А мы на исходе нашего горького века только удивляемся, отчего это в феврале 17-го Государя нашего законного, в Успенском соборе на царство венчанного, никто поддержать не захотел?

Вот и не захотели — сложилась колода!..

Вот тут и выходит на сцену жандармский полуполковник Шалва Теймуразович Джандиери. «Он стоит перед тобой. Смуглый, широкоплечий красавец, одетый почему-то в цивильное».

Джандиери, как и Рашель, очень цельная личность. Это пример служения одной идее.

И, однако, господин полуполковник не монолитен. Он повторяет путь библейского Савла-Павла (случайно ли созвучие их имен: Шалва — Савл?). До тех пор, пока маги были для него абстрактной угрозой государству, он был их ревностным гонителем, ничуть не сомневаясь в правильности и целесообразности своих поступков.

Джандиери разворачивает бурную деятельность, изобретает бесчестный (цель оправдывает средства) путь искоренения «мажьего племени». В первом томе он — человек-машина, зловещий призрак из прошлого Дамы Бубен. Столкновение с Рашелью производит в его душе такой же переворот, как и у Княгини. Джандиери становится человечнее, он начинает задумываться о том, что истребление магов было