боли пройдут сами, сейчас у Ландау один врач — время! Все будет хорошо, слишком много было травм, слишком серьёзны были травмы. С Львом Давидовичем интересно разговаривать, мне бы такого больного в клинику, такой больной для медика — большое счастье.

— Дайте слово нам, физикам, что берете к себе в клинику Ландау, мы найдём пути, мы, физики, доставим Ландау к вам в клинику, — сказали физики. Кунц стал очень серьёзен, помолчав, он сказал:

— Весь мир знает, что Ландау — больной Гращенкова, у нас, врачей, есть своя этика!

Я эту этику не понимала и разделять не могла! Она мне всегда казалась чудовищной. По-моему, эта этика выглядит так: один врач ошибается, ведёт своего больного в могилу, другой врач это видит и может предотвратить, но уходит в кусты. Так я думала, а Кунцу сказала: «Я вам очень благодарна за все. Вы, вероятно, даже не представляете, как были полезны все ваши советы. Ландау жив и на пути к выздоровлению, а вы в этом сыграли большую роль! Вы в ваш первый приезд дали очень ценные советы!».

На следующий день свой официальный визит Кунц нанёс вместе с Н.И.Гращенковым и ещё другими врачами. Когда все стали подниматься наверх, Гращенков на первых ступеньках лестницы умышленно задержался. Все поднимались наверх, я замыкала шествие.

— Конкордия Терентьевна, я вас умоляю, никакого разговора у вас с членами моей семьи не было.

— Николай Иванович, а вы знаете, я действительно не разговаривала с членами вашей семьи!

Я говорила уверенно и искренне.

— О, благодарю, вы не можете себе представить, как я вам благодарен! Спасибо, спасибо!

Время мчалось, календарь менял погоду, а боли продолжались! Моментами ослабевали, а потом вспыхивали с прежней силой. Узким местом по уходу за больным оставались ботинки и ванна, каждую ночь без выходных, иногда до десяти раз за ночь надо было внимательно зашнуровать высокие ботинки, а потом расшнуровать и правильно поставить, чтобы первым делом брать для надевания протезный ботинок, и так изо дня в день.

Глубокой ночью, в который раз проверяя, что больная нога в протезном ботинке, а не наоборот, вспомнила, что Кунц, будучи у нас с визитом, рассказывал, что у них в Праге в протезном институте есть замечательные мастера по производству протезной обуви. Сон, недомогания у меня как рукой сняло: надо поехать в Прагу, там, быть может, знаменитые мастера по изготовлению протезной обуви сумеют сделать лёгкие протезные ботинки на крепких молниях. Молнии на ботинках Дау сможет сам застёгивать. Кроме того, Карловы Вары знамениты своими лечебными источниками. Я слыхала, там есть воды от всех кишечных заболеваний. Вишневский говорил, что запущенный кандидомикоз мог оставить патологические изменения в стенках кишечника.

В свой очередной визит А.А.Вишневский нашёл вздутие живота у больного ненормальным: «Передайте ведущему врачу вашей больницы товарищу Зарочинцовой, пусть соберёт консилиум из диетологов по лечебному питанию, они дадут тебе меню, где будут исключены продукты, стимулирующие газообразование».

Даже такой выдающийся медик-клиницист, как А.А.Вишневский, не мог предположить, что газообразование в кишечнике возникает потому, что от травм аппендицит сошёл со своего места и образовал вредные петли в кишечнике.

Но диетологи собрались и нашли у больного неправильный прикус, вследствие чего с пищей и особенно с питьём больной затягивает слишком много воздуха, отсюда вздутие живота и сильные газообразования в кишечнике. Прописали обилие киселей и компотов, все питьё через стеклянные трубочки, тогда воздух не будет заглатываться и кончатся газообразования. Когда Дау был здоров, его живот был у позвоночника, имел вогнутую линию, не было вздутий и газообразований, а прикус с рождения такой, и то количество воздуха, которые он заглатывал, не давало о себе знать! Но моя репутация у медиков была не блестящей. Заказала у стеклодувов изогнутые стеклянные трубочки, через несколько дней вздутие и газообразование увеличились: обилие сахарозы в диете диетологов не могло благотворно действовать на больного. Не поставив никого в известность, все прописанное диетологами пришлось отменить.

Спросила у А.А.Вишневского:

— Что, если съездить в Карловы Вары?

— Это самое лучшее, что можно придумать после этого страшного кандидомикоза. Ему там так промоют и прочистят, просто обновят стенки его кишечника, но тебе будет очень трудно с таким больным в пути.

— Александр Александрович, мне и дома не легко, я выдержу, и потом когда Дау со мной, он все старается делать сам, он так старается мне облегчить уход за ним, трудности поездки принесут ему пользу.

Я вспомнила, как заставила его ходить, и, главное, я ему закажу хорошие протезные ботинки! Эту поездку мне сможет оформить только Гращенков. Когда появился у нас Гращенков, я пригласила его на свою половину:

— Николай Иванович, как вы считаете, после этого страшного кандидамикоза, если я Дау повезу в Карловы Вары, в Чехословакию? Я слышала, там лечат все кишечные заболевания.

— Ни в коем случае я вам этого разрешить не могу. Лев Давидович ещё очень болен, чтобы совершать путешествие за границу.

— Вы нашли его уже давно слишком здоровым, когда выписывали из больницы! Сейчас бесполезно говорить о ваших ошибках, повлекших обморожение и тромбофлебит.

— Конкордия Терентьевна, эти упрёки ни к чему. Я знаю, вы хотите его оставить на излечение у Кунца в его клинике. Так должен вас огорчить: Кунц попал в автомобильную катастрофу, сам был за рулём, ему раздавило рулевым управлением грудную клетку.

— Он жив?

— Да, он остался жив, но он ещё будет долго болеть, ваша затея не удастся.

— Какой кошмар, мне очень жаль Кунца! Николай Иванович, вы не знаете подробнее о состоянии Кунца?

— Он сейчас уже вне опасности.

— Николай Иванович, я хочу не в Прагу, а в Карловы Вары, полечить кишечник знаменитыми источниками. Вишневский очень советует, он говорит, больному будет очень полезно после такого запущенного кандидомикоза, который, кстати сказать, просмотрели все врачи вашего консилиума!

— Нет, поездку за границу я не могу разрешить, ещё слишком рано, у нас в Советском Союзе есть минеральные воды, но и туда ещё рано! Вы переоцениваете свои возможности, я этого разрешить не могу.

Он встал и пошёл наверх к Дау. Известие, что Кунц сам с раздавленной грудной клеткой стал тяжелобольным, ошеломило меня.

Поднялась к Дау, когда Гращенков ушёл.

— Коруша, когда этот дурак Гращенков оставит меня в покое? — Рука у Дау дрожала. — Танечка, что здесь произошло?

— Ничего, Лев Давидович игнорировал присутствие Гращенкова, не хотел с ним разговаривать, отвернулся к стене и молчал. (В.М.Бехтерев: «Если больному не стало легче после разговора с врачом, то это не врач»).

Е.М.Лившиц стал приходить довольно редко. В одно из воскресений, когда я готовила в кухне обед, Дау делал у шведской стенки разминку: придуманные мной стальные круглые поручни в обхват руки, опоясывавшие весь верх квартиры, дали ему возможность легко передвигаться. В моей страховке он уже не нуждался, в протезных ботинках он только слегка прихрамывал, а снимала я ботинки только на ночь.

Е.М.Лившиц пришёл с физиками, они пробыли у Дау довольно долго, я не вышла их проводить, меня остановил их разговор. Физики утверждали, что они в поведении Дау ничего страшного не заметили: