— И я хотел сказать то же самое! — сказал он чуть погодя. — Мало того, что я сам здесь оказался, так еще и ты! А ведь все это два конца одной веревки. Я здесь, флинна, как раз потому, что ты здесь.

— Но каким образом?

— Все беды начинаются тогда, когда человек берется не за свое дело, — начал рассказывать Асвард. Голос его звучал с прежней мягкой насмешливостью, которую Ингитора помнила в нем, но она казалась притворной, а в глазах Асварда, в складках возле рта появилась жесткость. — Я был хирдманом твоего отца, не хуже и не лучше других, и не желал другой участи. Но я взялся за чужое ремесло — заделался ясновидящим. В ту самую ночь, перед которой ты ушла к кургану и не вернулась, ты приснилась мне во сне, флинна. И сказала, что уходишь мстить за отца. И даже указала, где лежит то кольцо, которое тебе подарил Оттар. Можешь ты себе такое вообразить?

— Ой, да! — Ингитора охнула и прижала руку к щеке. Ей вспомнилось одно из первых чудес, которыми она была обязана Хальту, — вещий сон, объясняющий матери и домочадцам ее исчезновение.

— И у меня хватило глупости рассказать об этом сне, — продолжал Асвард. — С него все и началось. Кто-то видел, как мы с тобой говорили над морем в то самое утро. Помнишь, может быть, я еще сказал тебе… Да ладно, что теперь вспоминать! — Асвард махнул рукой. — Те слова стоили не дороже приливной пены. Но я много думал потом об этом нашем разговоре, должно быть, поэтому ты мне и приснилась.

— Нет, это я сама! — прервала его Ингитора. — Я сама послала тебе этот сон. Я… я выбирала человека, который мне нравится. Я хотела именно с тобой попрощаться, раз уж мне пришлось так уйти из дома.

— Вот как? — Асвард посмотрел ей в глаза. Он не обвинял, но Ингиторе захотелось попросить у него прощения за то, что послала сон именно ему. Помолчав, Асвард добавил: — Пусть так. Я и не думаю обвинять тебя, запомни это. Я даже рад… Ну, тому, что ты подумала обо мне. Ты не виновата в том, что из этого вышло.

— А что из этого вышло? — тревожно спросила Ингитора. Она уже знала, что не вышло ничего хорошего.

— Оттар был не слишком-то рад. Ведь ты осрамила его на весь Морской Путь, показав, что считаешь его недостойным мстить за Скельвира хельда. Иначе ты не взялась бы за это дело сама. Ну, конечно, мало кто из мужчин обрадовался бы, потеряв такую невесту, как ты. Короче, он решил, что я в сговоре с тобой. Что я помог тебе убежать из дома, а потом собираюсь убежать сам и встретиться с тобой. И уж конечно, мы все это придумали нарочно, чтобы осрамить и оскорбить доблестного Оттара Три Меча.

— Какая гнусность! — возмущенно воскликнула Ингитора. — Такого я не ждала от него! Как ему это только в голову пришло!

— Вот и я сказал примерно то же. А он настаивал на своем. Тогда я потребовал поединка. Не думай, флинна, что я нарочно подставлял свою единственную голову под его три меча, но у меня не оставалось выбора.

— А он?

— А он отказался. Он заявил, что не считает меня достойным биться с ним. И сказал, что если я так хочу оправдаться, то мне нужно понести железо.

Теперь Ингитора поняла, что за страшная рана изуродовала ладонь Асварда, — это след от ожога божьего суда. Лицо ее страдальчески исказилось — ей была невыносима мысль о том, что она своим уходом из дома и дурацким вещим сном обрекла на такое страшное испытание как раз того человека, который был ей милее всех остальных.

Асвард понял ее чувства и помолчал.

— А заживало потом на диво хорошо, — продолжил он чуть погодя, выпустив из рассказа середину, и Ингитора была ему благодарна за это. — Так хорошо, что даже глупому пастуху Финну было ясно — боги меня оправдали. А Оттару хотелось совсем другого. И Торбьёрг-хозяйка смотрела на меня без особой любви. Короче, когда все зажило, мне пришлось уйти из Льюнгвэлира.

— Почему тебе?! Это он должен был уйти! — возмущенно воскликнула Ингитора. — Ведь боги тебя оправдали!

— Перед богами, флинна, свою правоту часто доказать легче, чем перед людьми. Мне было легче уйти. Мне было слишком тошно там. Если даже ты, флинна, ушла мстить за отца, зачем было мне оставаться? Ведь Оттар больше никуда не собирался. Он сказал, что ты первая нарушила ваш уговор и он больше ничего не должен.

— И без него обойдусь! — горячо воскликнула Ингитора.

— Вот и я так подумал! — спокойно подхватил Асвард. — И я пришел к тому, кто поможет мне рассчитаться с фьяллями за Гейра.

На это Ингитора не нашла ответа. Перед глазами ее встала утренняя картина гибели «Серебряного Ворона». И Асвард молчал. Может быть, и он думал о том же.

— Но ты говорил… — начала Ингитора. — Помнишь, тогда, над морем… Ты же говорил, что новой смертью прежней жизни не вернешь. Что платить стоит только жизнью за жизнь, а не смертью за смерть…

— Да, я так говорил, — бесстрастно подтвердил Асвард. И голос его был похож на груду земли и камней, похоронившую умершие слова и мысли. — Человек волен говорить все, что вздумается. Судьба и боги все поставят на свои места, как все должно быть, а не как нам захочется. Ты не возражала мне тогда, но в тот же день ушла, чтобы искать смерти в уплату за смерть. Видно, наши с тобой речи тогда были не слишком умны и стоили недорого.

— Это неправда! — Ингитора не могла слушать его, эти слова, произносимые так спокойно, казались ей ужасными. — Так не может быть.

— Так есть. Оглянись, флинна, вспомни, где ты находишься и как сюда попала. Мне этот страшный сон снится уже третий месяц. Значит, скорее всего, это и есть правда. Даже если тебе это не нравится.

— А тебе нравится?

— Я мог бы выдумать себе сон и поприятней. Но остается принять то, что дано богами. По крайней мере я так решил. А ты… Ты можешь попытаться придумать что-то еще. Ты, я думаю, гораздо сильнее меня.

— Я в этом сомневаюсь, — прошептала Ингитора, плотнее кутаясь в плащ и совсем забыв о куске хлеба, лежащем у нее на коленях. Сейчас она казалась сама себе слабой, как сухая былинка под копытами Ньёрдовых быков.

Бергвида она увидела только утром. Он был первым, кого она увидела, открыв глаза. Он сидел возле костра, один среди спящих орингов, и неподвижным взглядом смотрел в остывший угольный круг. Сейчас он казался спокойным, гораздо спокойнее, чем был вчера. То ли ночь в святилище помогла, то еще какие-то причины, которых Ингитора не знала, но сейчас его глаза были темны и равнодушны. От вчерашнего безумного огонька не оставалось даже искры, и Ингитора снова его не понимала.

Но поначалу все ее опасения были напрасны — Бергвид как будто забыл о ней. После еды оринги стали собираться в путь. Асвард успел шепнуть ей, что вся дружина отправляется в Усадьбу Конунгов. Откуда-то из леса привели несколько лошадей. Одна из них предназначалась Бергвиду, вторая — Ингиторе, а на оставшихся погрузили золото Хеймира конунга и другое добро, снятое с «Серебряного Ворона». Проезжая по берегу следом за Бергвидом, Ингитора бросила взгляд на черные камни. От корабля не осталось и следа. Облизанные волнами камни ждали новой жертвы.

Бергвид ехал впереди, за ним ровным строем по три человека в ряд шла его дружина. При свете дня Ингиторе удалось более верно определить ее численность: здесь были не тысячи, как ей показалось вчера, а человек триста. Но и это было немало. Ее удивляло то, что Бергвид ехал прямо на стену густого ельника, где не виднелось ни одной тропинки. Как он проведет через лес такую большую дружину? Ингитора не очень-то прислушивалась раньше к рассказам о Квиттинге, но знала, что здесь почти нет дорог. Если бы к Усадьбе Конунгов вела хорошая дорога, то дружины ярлов, которых нередко посылали сюда конунги слэттов и фьяллей, давно бы обнаружили ее. Но даже само существование Усадьбы Конунгов подвергалось сомнениям. Похоже, Ингиторе суждено было стать первым человеком из приближенных Хеймира конунга, кто узнает правду. Но что ей даст это знание?

Когда до ельника оставалось не больше трех шагов, Бергвид придержал коня, поднял голову и