занимался дух от страха: она не боялась чего-то определенного, не ждала от Бергвида какого-то немедленного зла — ее ужасало само ощущение, что этот жуткий человек сидит рядом и прикасается к ней.

А Бергвид скалил зубы, бил кулаком по земле. Однажды он так стиснул руку Ингиторы, что она не сдержала возгласа. Тогда он мигом разжал пальцы и вдруг поцеловал ей руку. Ингитора охнула от удивления, но этот знак почтения и приязни ничуть ее не порадовал. Каждое движение Бергвида Черной Шкуры было необъяснимым и диким.

— И ты мстишь ему своими стихами? — спросил он, едва лишь она закончила. Ингитора кивнула. — Такой способ мести не приходил мне в голову. Пожалуй, он не хуже всякого другого. Дагейда говорила, что умело наложенное заклинание может погубить. Умелый стих тоже может причинить зло, ведь так? Да?

Ингитора не знала, кто такая Дагейда. Слова Бергвида неприятно поразили ее. Никогда раньше ей не приходило в голову, что она ХОЧЕТ ПРИЧИНИТЬ ТОРВАРДУ ЗЛО. Она хотела отомстить ему, да. Но месть — не зло. Месть — это месть, справедливое воздаяние за… за зло, причиненное тебе. А выходит, что это то же самое. Это было неожиданное и очень неприятное открытие.

А Бергвид улыбнулся, его смуглое лицо расслабилось, тяжелые темные веки опустились, на миг его лицо стало совсем бессмысленным. Дух в нем был похож на пламя, в которое неравномерно подкидывают хворост, — он то ярко пылал, то почти затухал. И сидеть рядом с ним, как слишком близко к огню, было страшно.

Но он не выпускал ее руки, как будто боялся, что она вдруг вскочит с бревна и убежит. Именно этого Ингиторе хотелось больше всего на свете, но куда здесь бежать? Весь берег был полон орингами, они вытащили на берег все четыре корабля, развели три больших костра, жарили туши двух оленей, кабана, нескольких косуль. Видно, только хирдманам «Серебряного Ворона» не везло с охотой на Квиттинге, а к орингам покровитель охотников Видар был более благосклонен. И Ингитору это не удивило. Ведь большинство орингов, как она слышала по их выговору, были квиттами, и предводитель их приходился сыном последнему конунгу квиттов. Оринги были своими здесь. Попытайся Ингитора бежать — и десяток цепких троллиных лапок схватили бы ее за платье.

— А хочешь, — вдруг снова заговорил Бергвид, и Ингитора вздрогнула от неожиданности, — хочешь, я дам тебе корабль и дружину? У меня много людей, это, — он окинул быстрым взглядом берег и людей возле кораблей и костров, — это только малая часть. Я дам тебе корабль и дружину, и ты сама сможешь сразиться с Торвардом! Хочешь?

Он дергал Ингитору за руку, как капризный ребенок мать, на лице его была мольба, как будто своим согласием она сделала бы ему великое одолжение. Но Ингитора отрицательно покачала головой. Ей казалось — еще немного, и безумие этого человека захватит и ее.

— Дружину повел бы сын моего отца, если бы он у него был! — сказала она. — А моя сила — это не сила оружия, она другая. И моя месть будет другой.

— Пусть так, — неожиданно легко согласился Бергвид. Лицо его вдруг успокоилось, словно стих ветер, тревоживший воду, и оно стало почти обыкновенным. — Но теперь мы с тобой будем мстить ему вместе. Ты понимаешь это?

Бергвид снизу заглянул в глаза Ингиторе, и в глубине его глаз она увидела неугасимый огонек все того же безумия.

— Ты понимаешь? — Он крепче сжал ее руку, и его горячая рука, твердая и грубая от мозолей, натертых мечом и веслом, казалась Ингиторе неодолимой, как кузнечные клещи. Ей хотелось освободиться, любой ценой освободиться, пока эти пальцы не сожгли и не раздавили ее руку. Не в силах думать ни о чем другом, она быстро закивала головой.

— Да, да! — поспешно ответила она, мечтая только о том, чтобы он успокоился. — Я пойду с тобой.

Да и что еще ей оставалось?

Со стороны моря вдруг стали долетать глухие удары железа по дереву. Бергвид мгновенно оказался на ногах — Ингитора даже не успела заметить, как он вскочил. В нем безусловно были какие-то сверхчеловеческие силы. Ингитора привыкла к обществу Хальта, но Бергвид был совсем другим, рядом с ним было не весело, а страшно.

— Идем! — Он рывком поднял Ингитору с бревна, на котором она сидела. — Идем, я покажу тебе кое-что забавное!

И он быстрым шагом устремился к мысу. Ингитора почти бежала за ним, не поспевая за широким шагом морского конунга. Она все не могла избавиться от ощущения, что это дурной сон. Много лет она слушала пугающие рассказы о Черной Шкуре, в мыслях помещая его где-то между Сигурдом Убийцей Дракона и тем мертвецом Гламом, который проклял Греттира Могучего страхом темноты и тем привел его к гибели. Могло ли ей прийти в голову, что она встретится с Бергвидом наяву? Это казалось сном, но Ингитора не могла определить, когда же начался этот сон. Когда морские великанши играли «Вороном» и бросили его на камни? Когда она смотрела на пасущихся быков Ньёрда? Или еще раньше? Когда?

Бергвид притащил ее на мыс и остановился. Перед взором открывались широкий морской простор и те черные камни, похожие на любопытных червей. «Серебряный Ворон» являл собой жалкое зрелище. Оринги сняли с него все, представлявшее хоть какую-то ценность, — от паруса до резных заслонок на отверстия для весел. Теперь два человека, стоя на носу, с двух сторон рубили топорами передний штевень. Ингитора удивилась, зачем им нужна резная голова ворона, и бросила робкий взгляд на лицо Бергвида.

А морской конунг остановился на берегу и скрестил руки на груди. Он смотрел на «Ворона», и на лице его было спокойное, горделивое торжество, словно этого зрелища он ждал всю жизнь. Он наслаждался видом разграбленного и разбитого «Ворона».

Ингитора смотрела на него, и к чувству страха вдруг примешался слабый отголосок чувства, которого она никак не ждала, — жалости. Фигура Бергвида дышала силой, его плечи были широки, осанка величава. Но лицо его казалось изможденным, он выглядел старше тех тридцати шести лет, которые прожил на свете. Его нос, лоб, скулы были плотно обтянуты кожей, на висках виднелись впадины. Его как будто сжигал какой-то внутренний огонь. Фенрир Волк сидел в его душе и пожирал ее изнутри.

Другие оринги тем временем очищали корабль от тел погибших. Мертвых хирдманов просто сбрасывали с корабля в воду. Ингитора содрогнулась: не слишком-то хорошее погребение. Слезы выступили у нее на глазах, когда она осознала, что эти окровавленные, неузнаваемые тела принадлежат тем, с кем она еще вчера сидела у костра, с кем разделила последние куски хлеба. Нет больше Хьёрта, Ормкеля. У Неспящего Глаза был не очень-то приятный нрав, но он погиб, защищая ее, и до смертного мига остался таким же, каким был, — честным, верным и бесстрашным.

И Эвар, рыжебородый кормчий… Вспомнив Эвара, Ингитора внутренне встрепенулась — ведь он, быть может, не погиб! Она видела, как он перелетел через борт корабля, видела его голову в волнах, когда он плыл к берегу. По нему стреляли, но, кажется, не попали. И если он выжил, то… Ингитора не знала, что тогда, но на душе у нее стало чуть легче от этой мысли.

— Посмотри! — прервал ее размышления Бергвид. Обернувшись, он обхватил ее за плечи и подтолкнул к краю обрыва. У Ингиторы мелькнула паническая мысль, что он хочет сбросить ее в воду, но Бергвид держал ее крепко. Он просто хотел получше показать ей корабль. — Посмотри! Так бывает со всяким кораблем, что придет сюда! Со всяким «Вороном» и со всяким «Козлом» из тех стай, что погубили моего отца и мое племя! Каждый из них лишается людей и даже головы! Этих голов у меня уже сотни! Я все их покажу тебе!

Ингитора поняла, зачем «Ворону» рубят штевень, — видно, Бергвид хочет сохранить резную голову на память о победе. Уже сотни!

— Сложи мне стих об этом! — потребовал Бергвид и крепче сжал ее плечи. — Скорее!

Он встряхнул ее, заглядывая ей в лицо, его горячее дыхание обожгло щеки Ингиторы.

— Пусти! — возмутилась она. Ей надоело бояться. — Я не могу складывать стихи, когда меня все время трясут!

Бергвид с неожиданной покорностью выпустил ее. Ингитора отошла на пару шагов — дальше, она чувствовала, Фенрир ее не отпустит, — оправила волосы, задумалась. Она не ощущала ничего похожего на легкость и свет, наполнявшие ее раньше, когда песни приходили сами. Но голова ее работала ясно, и она