— звонко произнесла Ингитора, и прихотливый дух заставил ее улыбнуться, глядя прямо в темные глаза Бергвида, где темно-коричневым были обведены две огромные черные бездны, два окна в царство Хель.
— Так ты знаешь меня! — сказал он. — И я знаю тебя? — Бергвид на миг показался растерянным, поднял руку, потер лоб. На лбу остался размазанный след полузасохшей крови.
— Ты знаешь ее, конунг, — сказал чей-то голос у него за спиной. Голос показался Ингиторе смутно знакомым, но она не решалась отвести глаз от лица Бергвида. Ей казалось, что это тонкое волшебство держится только на легчайшей ниточке взгляда, а стоит порвать ее — чудовище проснется.
— Ее зовут Ингитора, Дева-Скальд из Эльвенэса, — продолжал голос.
— А, так это ты сочиняла про меня стихи! — воскликнул Бергвид, и глаза его блеснули весельем.
Он обеими руками схватил Ингитору за плечи и резко тряхнул. Она едва не вскрикнула — таким внезапным было это движение. Не меньше испуга в ней было и удивление — какие стихи? Вот уж про кого ей не приходило в голову сочинять!
— Я слышал, пересказывали купцы! — весело продолжал Бергвид, выпустив ее, но его веселье казалось страшным, лихорадочным. У Ингиторы мелькнула смутная мысль, не безумен ли он, и с каждым мгновением это подозрение крепло. — Что-то про то, что от меня бегает конунг фьяллей! Расскажи! Ну!
Он опять тряхнул Ингитору за плечи, а она вздохнула с облегчением.
— Да, такие стихи у меня есть, — сказала она. — Они большей частью про Торварда, конунга фьяллей.
— Вот, вот! — оживленно воскликнул Бергвид. — Расскажи про него! Ты складываешь про него как раз такие стихи, каких он заслуживает! Он и его отец! Говори же, ну!
Не дожидаясь новой встряски, Ингитора отступила на шаг от Бергвида, уперлась спиной в борт и звонко произнесла:
Произнося эти слова, она дивилась прихотливости судьбы. Она отправилась в этот поход как раз для того, чтобы самой прочитать свои стихи тому, кто их не слышал. Только она имела в виду самого Торварда конунга. Могла ли она подумать, что будет читать их Бергвиду Черной Шкуре! И что морской конунг, грозный предводитель орингов, сын бывшего конунга квиттов Стюрмира, наводящий ужас на все племена одним своим именем, будет слушать ее стихи, радостно улыбаясь от удовольствия, показывая крепкие белые зубы в истинно волчьем оскале. В лице его так ясно проступило что-то звериное, что Ингитора подумала, не оборотень ли он.
Но он слушал, и слушало все его грозное воинство. Даже зверя смиряет умело сказанное человеческое слово. И Ингитора ощутила в себе силу смирить кого угодно — оринга, зверя, оборотня, самого дракона Нидхёгг.
— Нам с тобой по пути, — сказал Бергвид, когда она закончила, и крепко схватил Ингитору за руку. Ей вспомнился рассказ Рагнара о железном кольце, которым приковали к мачте Гранкеля Безногого. Ни разомкнуть это железное кольцо, ни вырваться из него не было никакой возможности. — Ты пойдешь со мной!
И раньше, чем Ингитора успела подумать или хотя бы ответить, он поднял ее на руки. Ей показалось, что ее подхватил черный вихрь и понес куда-то; миг — и она оказалась на борту черного корабля. Разбитый «Серебряный Ворон», его мертвая дружина — все осталось позади. Только звон сбиваемых замков раздавался позади нее — золото Хеймира конунга достанется совсем не тому, кому назначалось. Но это уже не занимало Ингитору. Видно, в Аскргорд она теперь попадет не cкopo.
Ингитора ждала, что теперь ее поставят на ноги, но ничуть не бывало. Бергвид держал ее на руках все то время, пока «Черный бык» огибал мыс и приставал к берегу. При этом морской конунг не разговаривал с ней и даже не смотрел на нее, как будто забыл о своей ноше. Но руки его были так сильны, а Ингитора так потрясена всем происходящим, что даже не решалась напомнить о себе или пошевелиться.
Черный корабль подошел к берегу в очень удобном месте, где уже стояли в воде три корабля поменьше. У всех на передних штевнях были вырезаны головы быков. Когда нос корабля вытащили на песок, Бергвид вынес Ингитору на берег и посадил на бревно на опушке леса. Голова у нее кружилась, она нервно оправляла плащ, платье и волосы, стараясь прийти в себя. Когда первое потрясение чуть-чуть схлынуло, она начала осознавать, что попала к самому Бергвиду сыну Стюрмира, имя которого стало именем мстительной злобы. И она одна здесь, даже без Хальта. Куда запропастился альв, она не знала. За него бояться не стоило, но что она будет делать без него? За последние месяцы Ингитора привыкла к его защите и покровительству, а теперь вдруг ощутила себя открытой для всех бед. Так, должно быть, чувствует себя воин, лишившись оружия.
А Бергвид сел на землю рядом с ней и упер блестящий темный взгляд ей в лицо. Ингитора дрожала под этим взглядом. Сейчас в нем не было той жестокости, которую она увидела в первый миг на «Серебряном Вороне», но в любопытстве морского конунга было что-то такое отчужденное, словно на нее смотрел гость из Нифльхейма. Может быть, так оно и было. Ни на чьих руках не было столько крови, никого не обвиняли в таком множестве страшных преступлений. Его смуглая кожа, темные глаза и волосы, редкие среди витинов, делали его еще более не похожим на прочих людей.
— Так это ты объявила себя врагом Торварда сына Торбранда? — спросил Бергвид. Он положил руку на колено Ингиторы, потом стал поглаживать край ее плаща, упавшую прядь волос, как будто не верил своим глазам и хотел убедиться, что разговаривает не с видением. А Ингитору бросало в дрожь от его прикосновений, ей хотелось отстраниться, как от змеи или жабы, но она не смела.
— Я! — ответила она, стараясь сдержать дрожь в голосе.
— А почему? Почему? — с настойчивым любопытством спросил Бергвид. Брови его дрогнули, на лице появилось какое-то мучительное выражение, как будто он искал ответ на необычайно важный для него вопрос. Ингитора снова подумала, что он, верно, безумен. Она всегда боялась безумцев и не умела разговаривать с ними. Но он ждал ответа.
— Он убил моего отца! — твердо ответила она, вспоминая, как впервые стояла перед престолом Хеймира конунга и тоже отвечала на подобные вопросы. Но тогда все было иначе. Тогда на нее смотрели сочувствующие глаза кюны Асты и Вальборг, и конунг обещал ей помощь. А сейчас — что обещает ей эта невольная встреча? При мысли о жене и дочери Хеймира конунга Ингитора едва не заплакала — такими близкими, родными, любимыми показались ей вдруг эти две женщины. Но теперь они были так далеко, словно в другом мире.
— Вот как! — воскликнул Бергвид и сжал ее колено так, что она едва не вскрикнула. — Расскажи, расскажи!
Ингитора принялась рассказывать о ночной битве на Скарпнэсе. Бергвид слушал так жадно, как будто это была история гибели его собственного отца. Лицо его менялось каждое мгновение: на нем были любопытство, ярость, боль, злоба, мстительность, какое-то горячее жестокое удовольствие. У Ингиторы