свое сокровище не для того, чтобы она отдала его горластому фьяллю для этой безумной охоты на Ньёрдовых быков. Но хирдманы хором уговаривали ее, и она заколебалась. Ормкель совсем ей не нравился, но она вовсе не хотела, чтобы морские быки подняли его на рога или растоптали, — тогда и Торвард конунг будет не очень-то расположен, когда она станет разговаривать с ним о выкупе.
Поколебавшись, Ингитора собрала волосы, чтобы не зацепились, и стянула с шеи золотую цепь.
— Бери! — Она протянула сокровище Ормкелю. — Только смотри — вернешь, когда я скажу. А не то я тебя так ославлю…
Она мстительно сощурила глаза, а Ормкель негодующе дернул бородой.
— Ты о чем, женщина? Про меня никто еще не говорил, что я взял чужое!
— И учти — если быки тебя все-таки растопчут, эта цепь не станет твоим погребальным даром!
Но этот нелепый выпад Ормкель даже не удостоил ответом.
Вскоре почти все хирдманы вслед за Ормкелем отправились в обход холма, чтобы выйти прямо в долину Лугов Ньёрда. Рядом с Ингиторой остался только Эвар. Дева-Скальд сидела злая, поджав губы, словно собиралась всю жизнь больше не произносить ни слова. Люди сами не умеют видеть и не верят тем, кто видит. А тот, кто видит больше других, вместо благодарности получает одни насмешки.
— Может, они и правы! — утешал ее Эвар, сам, однако, не веря в свои слова. — Ньёрд не жадный бог. У него много быков — что ему один? А если они вернут целыми кости и шкуру, то, может, и правда все обойдется…
— А ты будешь есть этого быка? — сердито спросила Ингитора.
— Ни боже мой! — в ужасе воскликнул Эвар. И замолчал, поняв, что выдал свои настоящие чувства. Хорошо еще, что никто из мужчин не слышал.
Ветер с моря далеко разносил по берегу запах дыма и жареного мяса, за десятилетия почти позабытый этими дикими местами. В ночной темноте огонь костра, разожженного людьми, был виден издалека. Пламя горело яркими отблесками в желтых глазах огромного волка. Маленькая ведьма стояла рядом с ним на опушке ельника, шагах в ста от береговой площадки. В лесу было совершенно темно, от костра ее невозможно было увидеть, она же все видела достаточно хорошо. Ее зеленые глаза и желтые волчьи поблескивали во мраке, как две пары заблудившихся светлячков.
Положив руку на мохнатый загривок верного товарища, Дагейда ласково перебирала серую шерсть и разговаривала то ли с волком, то ли сама с собой. Слишком редко ей случалось иметь других собеседников.
— Посмотри туда, Жадный! — бормотала она, не сводя глаз с костра и ясно различая каждого из сидящих там, каждую кость с бычьим мясом в руках у хирдманов. — Опять здесь люди! И как они веселы, довольны! Наелись до отвала! Такие сожрали бы и Аудумлу, и Сэхримнира, попадись только они им на пути! Уж как мы с тобой стараемся отвадить их отсюда! Даже самому Ньёрду это оказалось не под силу. Люди — такие жадные создания, им постоянно всего мало! Они всегда пытаются схватить гораздо больше, чем могут съесть! Когда-нибудь это их погубит! Принюхайся!
Подняв голову и даже привстав на цыпочки, маленькая ведьма потянула носом воздух. Жадный чуть шире раскрыл пасть, словно улыбнулся. Он уже давно все унюхал.
— Они жарят мясо! — сказала Дагейда. — Припомни, Жадный, мы с тобой когда-нибудь ели жареное мясо? Я — да, один раз… Когда ходила на усадьбу Стюрмира конунга. Я тогда еще была маленькая. Я не хотела есть, но кюна Далла уж очень меня боялась и очень хотела угостить. Бедная кюна Далла! Она кончила жизнь в рабстве, и никто ей не помог! А ты, мой Жадный, хочешь жареного мяса? Мы можем напугать их, чтобы они разбежались и оставили нам свою добычу!
Дагейда тихо засмеялась, даже запрыгала на месте в предвкушении редкого веселья. Жадный ласково боднул ее головой в плечо. Маленькая ведьма мигом стала серьезной.
— Да, ты прав, Жадный! — сказала она. — Не нужно нам с тобой их паршивого мяса! Нам нужны их паршивые головы! Я навсегда отучу их плавать на Квиттинг! Это моя земля, и я никого сюда не пущу! Ты знаешь, что мы теперь сделаем?
Огромный волк это знал. Не дожидаясь приказания, он опустился на землю, чтобы маленькая ведьма смогла сесть ему на спину. Усевшись, Дагейда ласково потрепала его по шее.
— Ты сам знаешь, куда нам нужно попасть! — сказала она. — К Бергвиду Черной Шкуре! Ты не забыл дорогу?
Жадный никогда не забывал ни одной дороги. Убедившись, что хозяйка устроилась на его спине и готова в путь, он серой молнией кинулся вперед и бесшумно канул во мрак.
Всю ночь Ингитора не могла заснуть. Несмотря на дразнящий запах жареного мяса и похвалы хирдманов, она так и не нашла в себе смелости съесть хоть кусочек. Эвар все-таки нашел клочок съедобного мха и в железном котелке сварил из него кашу, какую умеют готовить все квитты.
— Еще бы ячменя и молока, и было бы совсем замечательно! — бормотал он.
И они с Ингиторой вдвоем съели моховую кашу, не обращая внимания на насмешки хирдманов и издевательство Ормкеля, объявившего ее «рабской стряпней». На вкус моховая каша была не очень-то хороша, но Ингитора надеялась, что все же не умрет в ближайшее время от голода.
Довольные хирдманы съели всего быка, хоть он и был огромен. Все косточки они старательно собрали и уложили в черную шкуру. Ормкель сам следил, чтобы никто не расщеплял кости.
— А то бык будет хромым, как козел Тора! — грозил он, не сознаваясь, конечно, что ту историю про Тора и его козла услышал от Эйнара Дерзкого. — И уж тогда Ньёрд нас не простит!
Сверху на кучу костей положили бычью голову, но в ее сторону старались не смотреть. Белые, круто изогнутые рога казались угрожающе направленными на людей. Ингитора пока не требовала назад золотую цепь, желая, чтобы она подольше охраняла обидчика морского бога. На душе у нее было неспокойно.
Покончив с едой, все улеглись спать. Скоро Ингитора слышала вокруг себя разноголосый храп, посапывание, глубокое дыхание. А где-то за холмом шумно дышали черные быки и рыли копытами землю. Стоило Ингиторе закрыть глаза, как над ней нависала огромная тень великанши, лицо обдавало соленым дыханием моря. Шум прибоя нарастал, словно волна катится из моря и вот-вот накроет береговую площадку со спящими людьми. Ингитора вздрагивала и открывала глаза, хватала за руку лежащего рядом с ней Хальта. Наконец даже альву это надоело. Он поднял Ингитору с земли и отвел ее в лес.
— Ложись! — велел он, указывая на землю под молоденькой елочкой. — Здесь мох, обойдешься и без подстилки. Можешь не бояться. Морские великанши так же боятся леса, как ты боишься моря, и не найдут тебя здесь, даже если нарочно будут искать!
Поверив альву, Ингитора опустилась на мох, с облегчением закрыла глаза и тут же заснула. Она не знала, что именно здесь стояла маленькая рыжеволосая ведьма и разговаривала со своим волком. И даже Хальт не учуял недавнего присутствия Дагейды. Здесь она была у себя дома и без следа растворялась в зеленых елях и серо-коричневых валунах.
Проснулась Ингитора от шума на берегу. Было уже совсем светло, на небе догорали розовые полосы рассвета. Хирдманы на стоянке, целые и невредимые, уже поднялись, доели остатки быка и готовились сталкивать «Серебряного Ворона» в воду. Многие оглядывались по сторонам.
— Это тебя ищут! — сказал позади нее голос Хальта. Ингитора оглянулась — альв, снова превратившийся в горбатого раба, протягивал ей горсть очищенных лесных орехов, недозрелых и мягких, но пришедшихся как нельзя кстати. — И пойдем скорее. В одной светлой голове уже родилась мысль о том, что морские великанши забрали тебя в обмен на быка. Мы должны успеть, пока мудрец не поделился с остальными. А то на тебя станут смотреть с подозрением. Как на вышедшую с морского дна.
Ингитора вышла из леса и направилась к кораблю.
— Вот она! — закричали хирдманы. — Слава Одину! А мы уж думали…
— Не болят ли у вас животы? — насмешливо спросила Ингитора. — Надо же какую гору мяса вы вчера слопали!
— Ничего, живы будем! — со смехом отвечали хирдманы. Утром, при ярком свете дня, ночные страхи растаяли, море было спокойно, обещая легкую дорогу. — Где же великанши, флинна? Может, проспали? Ну и попадет же им за это от хозяина!
