Ингитора смотрела в глаза Бергвиду, произнося эти строки; они дались ей труднее, чем бывало раньше, но она не сбилась и не отвела глаз. Бергвид слушал как зачарованный, и Ингитора даже побоялась, что он не уловит смысла ее стихов. Она закончила, а Бергвид еще несколько долгих мгновений молчал, глядя ей в глаза и железными пальцами сжимая ее запястье. И Ингитора снова вспомнила то железное кольцо.
Наконец Бергвид выпустил ее руку, опустил голову, потом стянул с пальца одно из золотых колец и надел его на палец Ингиторе. Вот и еще один конунг признал ее поэтическое мастерство. И несмотря на всю тревогу, от которой Ингиторе было трудно дышать, она не могла не почувствовать себя польщенной. Угодить человеку, который до этого наслаждался стонами раненых, не менее почетно для скальда, чем снискать одобрение знатока законов и преданий Хеймира, конунга слэттов.
— Мы возвращаемся! — только и крикнул Бергвид, обернувшись к орингам.
И тут же люди кинулись к парусу, «Черный бык» стал поворачивать. Оглянувшись, Ингитора не увидела берега, едва-едва разглядела серо-голубую полоску тумана вдали. Поистине сам Ньёрд подгонял хворостиной своего быка.
Ингитора посмотрела туда, где еще виднелся маленький парус. Теперь он был так далеко, что и цвета его нельзя было различить. Она не могла поверить, что спасла его своими стихами. Что сумела самого Бергвида Черную Шкуру заставить переменить свое решение.
Когда «Черный бык» подходил к берегу, уже начинало темнеть. Ингиторе казалось, что этот день длился долго-долго, целый год. Но едва лишь она осознала, сколько всего за это время случилось, как невероятная усталость навалилась на нее. В изнеможении она опустилась на край ближайшей скамьи. Гребец обернулся, и Ингитора узнала Асварда. Асвард! Но у нее не оставалось сил даже на расспросы, и она только вздохнула. И Асвард ничего не сказал.
На берегу горели костры, рыжее пламя бешено билось на морском ветру. Три корабля с бычьими головами на штевнях чернели на песке, по всему берегу расположились отдыхающие оринги. В темноте их было бы трудно сосчитать, и Ингиторе казалось, что их тысячи, что весь берег занят этим разбойным воинством и ни у одного конунга не найдется сил, чтобы одолеть его.
Бергвид опять отнес Ингитору на берег на руках и посадил на бревно. В нем самом не было заметно признаков усталости, а лицо стало замкнутым, безразличным, каким-то отстраненным. Ингитора с возросшим беспокойством подумала, чем грозит ей близкая ночь. Бергвид знает, что она скальд, но он ведь видит и то, что она женщина.
Ингиторе вдруг стало холодно, она плотнее стянула на груди края зеленого плаща. При этом в ней вспыхнуло воспоминание об Эгвальде, и сердце пронзила болезненная тоска. Как счастлива она была совсем недавно, в Эльвенэсе, когда по вечерам выходила с Эгвальдом пройтись над морем, посмотреть на закатный свет! Как веселы и увлекательны были их беседы, сколько любви и заботы выказывал ей Эгвальд! А она еще воображала себя несчастливой, думала о мести! Вот она перед ней, живая месть! Месть глядела из темных глаз Бергвида, и лик этой мести был страшен! И как далек был теперь Эльвенэс, мирная земля слэттов! Эгвальд ярл уже стал жертвой стремления к мести. И собственная участь казалась Ингиторе страшной. Сейчас она была одинока, как щепка в бушующих волнах. Даже Хальт покинул ее.
Перед ней оказался кусок пышущей жаром оленины. Подняв глаза, Ингитора увидела одного из орингов и покачала головой. Вид и запах жареного мяса вызвал у нее дурноту. Она не ела весь день, но чувствовала себя настолько разбитой, что на еду у нее не хватало сил.
Бергвид куда-то исчез, и Ингитора вздохнула чуть свободнее. Пока его не было видно, для нее наступила маленькая передышка. Она мечтала, чтобы он никогда не вернулся, понимая несбыточность этой мечты. Ей все еще хотелось проснуться. Но она уже начинала верить, что все это, к несчастью, не сон. Никогда еще она не видела таких длинных, таких связных и страшных снов.
— Может, ты поешь хотя бы хлеба, флинна? — тихо спросил рядом с ней знакомый голос. Оглянувшись, Ингитора увидела Асварда с куском ячменного хлеба в одной руке и чашкой кислого молока в другой.
— А где… он? — спросила она, имея в виду Бергвида, но не решаясь произнести его имя. То, чего не хочешь видеть, лучше не называть, и сейчас в ее памяти ожили все предостережения и наставления, вынесенные из раннего детства.
Асвард ее понял.
— В святилище.
— Каком святилище? — изумилась Ингитора. Вид диких еловых пригорков и пустых берегов не сочетался с представлениями о больших человеческих поселениях, возле которых устраиваются святилища.
Асвард сел на землю рядом с ней.
— Здесь неподалеку есть святилище Тюра — Тюрсхейм. Наверное, ты слышала о нем? Говорят, это самое древнее святилище Однорукого на земле. Говорят, на этом месте стояла его усадьба в те времена, когда все двенадцать асов были конунгами в своих племенах… Потому так и называется — не святилище, а Дом Тюра. Говорят, там есть каменное изображение Фенрира Волка с откушенной рукой Тюра в пасти. А еще священный камень, на котором выбиты очертания меча. И из этого камня раздается голос Тюра и предупреждает о бедах. Не знаю, правда ли это. Я там никогда не бывал. Бергвид всегда проводит там ночь после того, как разделается с каким-нибудь кораблем. Он ходит туда один. Больше никого туда не пускают.
— Кто не пускает?
Асвард не ответил, а только бросил короткий взгляд на темное небо. И Ингитора не стала повторять вопрос.
— Так что сегодня ты его, пожалуй, не увидишь, — добавил Асвард. — И пока тебе нечего бояться. Может быть, ты все-таки немного поешь?
Он снова протянул Ингиторе хлеб и чашку. От его последних слов на душе у нее стало чуть полегче, и она почувствовала, что все-таки хочет есть. С благодарным кивком она взяла хлеб и чашку. Что-то показалось ей не так; бросив хлеб к себе на колени и приткнув чашку, чтобы не пролить, она схватила Асварда за руку. Вся его правая ладонь была сплошной зажившей раной. Даже от самого тяжелого весла такого не бывает. И раньше этого не было.
— Что это? — Ингитора подняла на Асварда изумленный взгляд. У нее мелькнула мысль, что и в этом виноват Бергвид, но каким образом? Прежнее жгучее любопытство к судьбе Асварда вспыхнуло в ней и почти прогнало усталость.
Асвард поспешно отнял у нее руку и сжал кулак, даже спрятал руку за спину, дернулся, как будто хотел встать. Ингитора вцепилась в его плечо.
— Нет, не уходи! — взмолилась она. — Асвард! Что это? Как ты сюда попал? Что дома?
— Что дома? — повторил Асвард и вздохнул о чем-то. — Я там не был уже два месяца, но думаю, что там все не так уж плохо. Оттар — хороший хозяин.
В последних его словах Ингитора услышала горькую насмешку, жестокую, не похожую на прежнего Асварда. Свет костра освещал его лицо с заострившимся носом, и в жестких складках возле рта Ингитора видела что-то совсем новое.
— Почему ты здесь? — тихо, но настойчиво спросила она, решив теперь уж непременно добиться ответа. — Асвард! Пойми же! Мне все кажется, что это дикий сон! Мало того, что я сама здесь оказалась, так еще и ты тоже здесь!
Асвард усмехнулся и поднял на нее глаза. Несколько мгновений он рассматривал ее лицо, как будто тоже искал в ней то ли прежнюю флинну Ингитору из усадьбы Льюнгвэлир, то ли новую, Деву-Скальда из Эльвенэса.