— Простите, если не вовремя, но мы, кажется, договорились на это время...

Девица повернула к нему раздраженное, смазливое личико — брюнетка, коротко стриженная, в джинсах и черной майке, этакая спортивная, крепенькая девка. Вроде бы совершенно незнакомая, но внутри у Мазура щелкнуло и заработало запоминающее устройство — не мог отделаться от впечатления, что где-то уже видел эту физиономию...

Воспользовавшись моментом, Олеся извернулась и выскользнула, торопливо одернула легкомысленную маечку, поправила волосы. Особо разъяренной она не выглядела, но по ее лицу Мазур видел, что нагрянул как раз вовремя.

Черноволосая девица выпрямилась, окинула Мазура презрительным взглядом, фыркнула и с независимым видом прошествовала к двери, бросив через плечо:

— Олеська, мы еще поговорим...

И вот тут-то, когда она проходила мимо, Мазур ее узнал — эти глаза, мимолетный взгляд исподлобья, поворот головы...

Это она попалась тогда на лестнице, когда они поднимались в квартиру Удава, — безобидная юная дамочка с пекинесом на поводке... которая, как вскоре же выяснилось совершенно точно, никогда в том доме не жила. И, хотя точных доказательств не имелось, качая на косвенных, легко сделать вывод, что некому было положить бедолагу Удава, кроме этой паршивки. Ну что же, возьмем на заметку. Значит, и она тут, в игре... Интересно, означает это нечто особое, или девка попросту занимает отведенное ей в штатном расписании место?

Громыхнула бесшумная дверь. Чуть порозовев и не глядя на Мазура, Олеся пояснила:

— Это наша девочка, из безопасности. Хорошая девочка, тренированная, полезная, да вот беда, бисексуальная. Надо ж было, чтобы она ко мне воспылала... Отвязаться не могу.

Ну да, подумал Мазур не без злорадства, она ж явно тоже не подозревает о вашей истинной роли, мадам, принимает за мелкую сошку, вот и оборзела...

Олеся продолжала не без смущения:

— Вообще-то я женщина современная, но такие эксперименты отчего-то нисколечко не привлекают.

Она так деланно изображала смущение и непорочность, так играла глазами, что Мазур, во исполнение инструкций, решил не церемониться, подошел вплотную и бухнул:

— А какие привлекают?

Олеся вскинула на него глаза:

— И ты туда же?

Но прозвучало это довольно беспомощно, особенно в сочетании с обращением на «ты», впервые за все время их знакомства. А посему, мысленно повторив любимое присловье про наглость, сестру таланта, Мазур обнял ее покрепче, притянул и сообщил на ухо с великолепно сыгранной задушевной откровенностью:

— Ну ничего я не могу с собой поделать, на тебя глядя...

Она не вырывалась, и на поцелуй ответила, и маечки лишилась без всяких протестов, а там и остального, и на диване обосновалась без возражений — и во всем дальнейшем принимала самое активное участие очень даже раскованно.

Через часок, когда в комнате уже было темно, — как обычно случается в этих районах Африки, темнота прямо-таки обрушилась, словно где-то повернули выключатель — вспыхнули огоньки сигарет, поплыл дымок, и уютно устроившаяся в объятиях Мазура дама спросила с ленивым интересом:

— Значит, вот так моряки и совращают бедных неопытных блондинок?

Мазур хмыкнул:

— Ну, вообще-то у меня создалось впечатление, что блондинка не особенно и сопротивлялась...

— Я тоже не железная... Знаешь, смешно, конечно, нам не по семнадцать лет, но все равно, ты мне сразу понравился...

— Еще бы, — сказал Мазур, — я основательный, положительный, а также, признаюсь тебе по секрету, регулярно стираю носки и умею чинить утюги...

Олеся засмеялась, потершись щекой о его плечо. Мамочки мои, подумал Мазур с ноткой растроганности — невеликой, впрочем, — вот и романтика обозначилась. Вот и началось, без сомнения, выстраивание теплых человеческих отношений: обаяшка-пролетарочка на службе у олигархов потянулась к надежному мужскому плечу положительного матросика. Лаврик, конечно, профессионально циничен до мозга костей, но он эту ситуацию в точности предсказал... Интересно, зачем я им все-таки нужен? Как ни ломаешь голову, не в силах угадать ситуацию, когда для грязных дел — ну не бывает у них чистых! — требуется человек, с одной стороны, чуточку вросший в рыночные отношения, но с другой, обязанный обладать немалым зарядом старомодной морали... Любопытство пробирает не только профессиональное...

— Ты знаешь, — сказала она доверительно, — иногда мне, без дураков, хочется вот так покорно к мужскому плечу прижаться... Тяжело все время быть железной, все эти дела крутить...

Хорошо работает, подумал Мазур. Качественно. Вряд ли ей кто-то сочиняет тексты, сама не промах. Справедливо выразился мудрый Шекспир в том смысле, что женщины есть порожденье крокодилов...

— Вот и давай дружить, — сказал он соответствующим тоном. — Ты не против?

— Да нисколечко...

— Подожди, — сказал Мазур, — ты ж про срочные дела говорила...

Она засмеялась:

— А это я тебя заманивала, если ты не понял. Кто ж знал, что первой припрется озабоченная Анечка... Что до дел, то у тебя, я так понимаю, все нормально?

— Можно и так сказать.

— То есть?

— Ну, с Киримайо я еще поработаю, — сказал Мазур, — нынче же ночью. Я не зря все эти причиндалы заказывал, которые тебе секретности ради пришлось в своем багаже переть... Тут появилась другая зацепочка, может быть, интересная. Главный егерь.

— А что с ним?

— Может быть, все это ерунда, но интересная, безусловно, ерунда, — сказал Мазур. — Никакой он не британский майор в отставке. Точнее, может быть, и майор, черт его знает, может, и британский... но сам он никакой не англичанин. Он немец.

Олеся приподнялась на локте, ее голос звенел прежней деловой холодностью:

— Ты серьезно?

— Абсолютно, — сказал Мазур. — Меня в свое время, знаешь ли, крепенько учили определять национальность человека по его выговору. Долгие объяснения тебе ни к чему, этого просто не расскажешь за пару минут. Так что поверь уж специалисту. Он немец. Хотя и старательно лепит из себя британца. Великобританский английский он, конечно, изучил неплохо, но определенно уже в зрелом возрасте...

— Ошибиться ты не мог? — спросила Олеся уже деловито, без тени недавней разнеженности.

— Не сочти за высокие слова, — сказал Мазур, — но у меня порой жизнь зависела от того, пропущу я такие вещи или сразу определю. Он немец. Разумеется, это еще ни о чем не говорит. Мало ли какие зигзаги человеческая судьба выписывает. Можно подыскать кучу убедительных вариантов, каждый из которых вполне мог произойти в жизни. Но я человек недоверчивый. И в первую очередь ищу нехороший умысел. Вообще-то... — он подумал: — Вообще-то, если где и имеет смысл выдавать себя за англичанина, то именно здесь, в Ньянгатале. В бывших британских колониях такой фокус ни за что не прошел бы: уж там-то полно настоящих англичан, которые рано или поздно начнут что-то соображать и задумываться. А Ньянгатала была португальской колонией. Англичан тут всегда было мало, да и сейчас не густо, да и теперь по пальцам можно сосчитать. Индийцы не в счет, их-то как раз много, но они в данном случае не эксперты... Английский здесь начали изучать широко лет двадцать назад, причем американский английский — сюда полезли в первую очередь янкесы. Так что... Он все правильно рассчитал. Здесь, в глуши, в Ньянгатале, можно долгонько лепить из себя британского майора...

— А на самом деле он кто?