Атаман повернулся к Мазуру:

— Шеф, вы анализируете в смысле засады?

— Догадался наконец, — вздохнул Мазур. — Говорю же, в этом плане проанализируй...

— Ну, если в этом плане... В этом плане... Пожалуй, получается идеальный, классический треугольник, в центр коего мы и попадем, если сердце вам не зря вещует. Выпивохи — ремонтники — грузовик. Там, внутри, можно и безоткатку установить, места достаточно. Ну, конечно, с безоткаткой на нас не попрут, но мало ли кто там сидеть может... Вообще-то, выпивохи себя ведут абсолютно достоверно, сколько я за ними ни наблюдаю, а изъяна, игры заметить не могу.

— Я тоже, — сказал Мазур. — Полная жизненная достоверность... которую и мы с тобой, возникни такая необходимость, смогли бы изобразить не хуже, а? И уж совсем просто изображать, что час чинишь движок, если предварительно развинтить там все к чертовой матери, чтобы было что долго и вдумчиво назад привинчивать... Но не в том дело. Эти, с «Москвичом», по двору шляются, как хозяева, полная уверенность, что тут они и живут... А?

— Полное впечатление.

— А теперь посмотри в глубь двора, — сказал Мазур. — Там собачья конура. И собака внутри, вход старательно доской закрыт. Спрашивается, зачем? Доска узенькая попалась, видно, что псина то справа, то слева пытается морду просунуть, на таком расстоянии лая не слышно, но она наверняка лаем исходит... И доску уже погрызла с обеих сторон, присмотрись...

— Черт, а ведь точно... Менторским тоном Мазур продолжал:

— Поневоле напрашивается вопрос: почему собака так себя ведет, ежели во дворе расположились починять «Москвич» ее хозяева, обитатели дома?

Поколебавшись, Атаман все же возразил:

— Вообще-то, можно подыскать приемлемое объяснение. Скажем, один из двух — и в самом деле не хозяин, а сосед. И собаки этой он опасается — старые счеты, собак не любит, вот она его и облаивает постоянно, а потому хозяин ее от греха подальше в конуре доской задвинул...

— Логично, — сказал Мазур. — Полноправная версия. И все равно... Я тебе ничего не могу объяснить словами, но мозжит меня что-то, словно ревматическое колено перед грозой ноет... Ты в душе, часом, не ухмыляешься?

— Ничего подобного, шеф, — очень серьезно сказал Атаман. — Самому случалось нечто схожее испытывать. Очень уж все оно тут правильно, благостно и незатейливо... А поскольку вы вдвое больше моего лямку тянете, то я на ваше чутье полагаюсь... Что, отменяем операцию?

Глянув на него, Мазур улыбнулся весело, задорно:

— Не совсем. Не отменяем, а вносим в происходящее новый, непредвиденный элемент. Непредвиденный, ясное дело, для вероятного противника... Сбрось Кентавру два-семь-два.

Атаман кивнул, вынул мобильник и занялся клавишами. Отправив сообщение, воззрился на Мазура с таким видом, словно ждал невероятно хитрого фокуса.

— Будет вам и белка, будет и свисток... — сказал Мазур. — Смотри в оба и жди веселухи, каковая не замедлит воспоследовать... К окулярам прилипать не обязательно, если что-то случится, мы и так увидим...

Какое-то время не происходило ровным счетом ничего интересного. Все так же возились под капотом «Москвича» крохотные на таком расстоянии сельчане, все так же болтали на скамеечке мужички с канистрой и выложенной на газету кучей вяленой рыбки, все так же бесхозно и сиротливо стоял грузовик, возле которого не маячило ни единой живой души.

Потом слева появился Кентавр, одетый простецки, так что совершенно не отличался по виду от сельских аборигенов. Он медленно ехал на стареньком велосипеде, держась правой стороны улицы, почти вплотную прижимаясь к забору.

— А вот теперь берись за оптику, — сказал Мазур, сам поднося к глазам бинокль. — Будет шумно и весело...

Атаман торопливо нагнулся к окулярам. Кентавр на пару секунд исчез из виду, потому что грузовик заслонил его от наблюдателей на пригорке, показался вновь, катя все так же неторопливо, — но, свернув за угол и сделавшись невидимым для пивохлебов и тех, кто возился с «Москвичом», нажал на педали и помчался прочь так быстро, словно за ним гнались черти...

Мазур ждал, цинично ухмыляясь.

Эх, как бабахнуло! И еще раз, и еще! Даже здесь, на значительном отдалении, слышно было, а уж те, кто оказался совсем рядом, должны были с перепугу обалдеть... Из-под днища грузовика повалили клубы густого черного дыма, заволакивая машину, и еще дважды оглушительно прогрохотало, из-под машины вырвались визжащие туманно-белые струи сигнальных ракет...

А через несколько секунд из клубов дыма, почти совершенно скрывших машину, повалила целая толпа по-марсиански обмундированного народа: камуфляж, неуклюжие из-за бронежилетов фигуры, каски- сферы, скрывающие лица, автоматы и пистолеты, высокие солдатские ботинки. Не менее дюжины, — отметил Мазур тренированным глазом. Смирнехонько сидевшие до того в кузове автоматчики, как любой на их месте, рванули наружу со всей возможной скоростью, посчитав, что по их укрытию кто-то из гранатомета шарахнул, не иначе...

Засада была принуждена себя обнаружить во всей красе...

Прекрасно видно было, как рванули со двора чинившие «Москвич», как один из пивохлебов, должно быть, чисто рефлекторно, выхватил из-под брезентовой куртки пистолет — но неразумно было бы и далее любоваться переполохом. В конце концов, главное было сделано: засада вскрыта, причем довольно гуманным способом, так что никто не пострадал, если не считать моральной травмы...

— Ходу! — распорядился Мазур.

Подхватив оптику на треноге, Атаман рванул за ним, они бегом спустились с пригорка и кинулись к уазику. Кентавр, ухитрившийся их опередить, как раз забрасывал внутрь велосипед.

— Ходу, мышки резвые, ходу! — рявкнул Мазур, плюхаясь на сиденье рядом с водителем и смачно хлопая дверцей.

Машина рванула с места в хорошем голливудском стиле.

— Что там? — подал сзади голос Кентавр. — Раз мы так шпарим, была засада?

— А как же, — сказал Мазур, не оборачиваясь. — Видел бы ты, как они наружу дернули. Ну, полное впечатление, что под днищем мина рванула...

— Кто?

— А черт их знает. Нынче всех и всяческих спецназов — что блох на барбоске. Классическая группа захвата, со всеми положенными причиндалами, такие Шварценеггеры — уписаться со страху можно... Ну, и мирные пейзане, ясен пень, оказались тихарями в цивильном...

— Так это они, выходит, нас ждали?

— А кого же еще? — хмыкнул Мазур.

— Клиент настучал? — вслух принялся рассуждать Атаман. — Да нет, с чего бы ему собственными руками губить последнюю возможность срубить бабки? Кредитор и не подозревал ничего, с чего бы вдруг... Клиент мог на радостях проболтаться — мол, скоро вышибу наконец должок из скота Викентия...

— Что тут гадать? — пожал плечами Мазур. — В таких случаях не стоит умственно извращаться, а ждать, пока информации прибавится. А пока что — всем на дно. Все легли на грунт, как подводная лодка под бомбежкой, молчат и выжидают...

Ресторанчик, по правде сказать, был не из гламурных — очередное заведение с японским уклоном, расположившееся в тихом переулочке. Их сейчас много в Белокаменной развелось. Официантки оказались девицами со стопроцентно славянской внешностью (наряженными, правда, в некое подобие кимоно), но все же это было лучше, чем «Тайпин», где Мазур от нечего делать в мгновение ока разоблачил прикидывавшегося японцем шеф-повара, оказавшегося всего лишь киргизом. Для этого хватило скудного Мазурова багажа японского языка, насчитывавшего восемнадцать слов...

Он забросил в рот очередной стопарик саке — вот саке, похоже, было настоящее — и заработал палочками. Недолго, впрочем. Проглотил пару ломтиков угря, пару волокон какого-то маринованного овоща и вновь наполнил стопку, значительно опережая едва управившегося с одной Патрикеича.

— Что-то вы, Кирилл Степанович, налегаете на алкоголь, — сказал Патрикеич заботливо. — На вас