— Больше нет, ты не будешь…

Встревоженный голос Марка упорно продолжал, — Пожалуйста, сэр, коммодор, госпожа Куделка, вы не должны обвинять Карин…

— Вы не сможете меня остановить! — запротестовала Карин.

Взгляд коммодора Куделки упал на вернувшихся домой графа с графиней, в то время как разворачивающееся препирательство вылилось наружу из холла. — Ха — Эйрел! — прорычал он. — Вы понимаете до чего дошел ваш сын?

Граф моргнул. — Который из двух?, — спросил он мягко.

Лицо Марка на мгновение озарилось при этих словах, так неожиданно подтверждающих, кто он есть. Даже в хаосе своих катящихся к полному разрушению надежд Майлз был рад увидеть краткий благоговеющий взгляд, прорвавшийся через искаженные излишней полнотой черты лица. О, брат. Да. Вот почему люди следуют за этим человеком…

Оливия потянула свою мать за рукав. — Мама, — торопливо прошептала она, — можно я пойду домой с Татией?

— Да, милая, думаю, это может быть хорошей идеей, — сказала Дру встревожено, смотря прямо перед собой; Майлз в точности не знал, имела ли она в виду сокращение числа возможных союзниц Карин в назревающем сражении, или лишь прогнозируемую громкость шума.

Рене и Татия выглядели так, будто они не прочь были бы скрыться прочь под этим огневым прикрытием, однако лорд Доно, как-то присоединившийся к их компании, выдержал достаточно долгую паузу, чтобы одобрительно проговорить, — Спасибо, лорд Форкосиган, за столь незабываемый вечер. — Он сердечно кивнул графу и графине Форкосиган и двинулся вслед за Форбреттенами к их лимузину. Ну да, операция, к несчастью, нисколько не изменила мерзкую склонность Донны/Доно к иронии…

— Кто это был? — спросил граф Форкосиган. — Выглядел как-то знакомо…

Энрике, с обезумевшим видом и наполовину вставшими дыбом жесткими волосами, выбрался в большой холл из заднего входа. В одной руке у него была банка, в другой — нечто, что Майлз мог бы назвать лишь дерьмом на палочке: шпатель с комком ваты на конце, пропитанной болезненно- привлекательным запахом, которым он водил вдоль плинтусов. — Сюда, жучки, жучочки…., — ворковал он печально. — Идите к папе, хорошие девочки… — Он сделал паузу, и беспокойно поглядел под приставной стол. — Жучки-жучки…?

— Теперь…происходящее взывает к разъяснениям, — пробормотал граф, уставившись на него не отводя глаз.

Где-то за входными воротами, хлопнула дверь такси, затрещали лопасти его винтов и оно навсегда скрылось в ночи. Майлз замер, прислушавшись к звуку мотора, пока не исчез его последний отголосок.

— Пим! — Графиня выбрала новую жертву, и ее голос сделался слегка опасным. — Я хотела, чтобы вы присматривали за Майлзом. Не могли бы вы объяснить эту сцену?

Наступила задумчивая пауза. Простовато-честным голосом Пим ответил, — Нет, миледи.

— Спросите Марка, — сказал Майлз бессердечно. — Он все объяснит. — Склонив голову, он направился вверх по лестнице.

— Ах ты трусливая крыса..! — прошипел Марк, когда он проходил мимо него.

В холл неуверенно выбрались остальные гости.

Граф спросил осторожно, — Ты пьян, Майлз?

Майлз задержался на третьем шаге. — Еще нет, сэр, — ответил он. Он не оглянулся назад. — Пока все еще недостаточно. Пригляди за мной, Пим.

Он направился в свои комнаты — и навстречу забвению.

— Добрый день, Марк. — бодрящий голос графини Форкосиган пресек последние бесполезные попытки Марка удержаться в бессознательном состоянии. Он простонал, оторвал подушку от лица и открыл один мутный глаз.

Он попробовал на вкус несколько вариантов ответов на своем обложенном ватой языке. Графиня. Вице-королева. Мать. Довольно странно, но мать, казалось, подходило лучше всего. — Добр… утр..ма..м..

Она еще мгновение пристально разглядывала его, затем кивнула и сделала знак горничной, вошедшей вслед за ней. Девушка поставила поднос с чаем на прикроватный столик и с любопытством посмотрела на Марка, у которого возникло твердое желание натянуть одеяло на себя, даже несмотря на то, что он вчера так и лег спать почти во всей одежде. Но стоило графине твердо сказать:

— Спасибо, это все, — и горничная покорно укатила свой сервировочный столик из комнаты Марка.

Графиня Форкосиган открыла занавески, впустив в комнату ослепляющий свет, и подвинула стул. — Чаю? — спросила она и наполнила чашку, не дожидаясь ответа.

— Да, наверное. — Марк приложил все усилия, чтобы сесть прямо, и устроился в подушках достаточно прочно, чтобы взять кружку, не пролив ее. Чай был крепким и темным, со сливками, точно как он любил, и ошпарил клей у него во рту.

Графиня с сомнением потыкала пальцем в стопку пустых емкостей из-под жучиного масла, сложенных на столике. Возможно, она их пересчитала , потому что вздрогнула. — Не думаю, что ты захочешь и позавтракать.

— Нет. Спасибо. — Хотя его мучительная боль в желудке успокаивалась. От чая действительно делалось легче.

— И твой брат тоже не собирается. Майлз, возможно под влиянием своей новой потребности поддерживать форские традиции, искал забвения в вине. И нашел его, если верить Пиму. Сейчас мы дали ему возможность насладиться его впечатляющим похмельем без всяких комментариев..

— Ох. — Этому сыну повезло.

— Ну, в конце концов он должен будет выйти из своих покоев. Хотя Эйрел советует не искать его до вечера. — Графиня Форкосиган налила и себе кружку чая и добавила туда сливки. — Леди Элис выражала крайнее недовольство, что Майлз покинул поле боя прежде, чем все гости разошлись. Она считает это постыдно дурными манерами с его стороны.

— Это было просто бойней. — Как оказалось, они все выжили. К сожалению. Марк сделал еще один промывающий горло глоток. — А что произошло после… после того, как уехали Куделки? — Майлз катапультировался слишком рано; храбрость Марка была сломлена, когда коммодор потерял самообладание, назвав мать графини проклятая бетанская сводница, а Карин бросилась вон из дверей со словами, что она предпочтет бы отправиться пешком домой, а лучше — на другой край континента, чем хоть метр проедет в машине вместе с парой таких безнадежно некультурных, неосведомленных, отсталых дикарей — барраярцев. Марк сбежал в свою спальню, захватив стопку емкостей с маслом и ложку, и заперся там; Обжора и Рева постарались успокоить его дрожащие нервы.

Возвращение к прежнему состоянию в состоянии стресса — так, несомненно, назвал бы это его врач. Он наполовину испытывал ненависть, а наполовину — ликовал, ощущая, что не несет ответственности за собственное тело. Но позволить Обжоре дойти до предела — значило в то же время заблокировать гораздо более опасного Другого. Это было плохим признаком — то что он не называл Убийцу по имени… Он сумел остановиться прежде, чем лопнул, но не более. Теперь он чувствовал себя измученным, а его голова была туманной и спокойной, как пейзаж после бури.

Графиня продолжала, — Мы с Эйрелом имели чрезвычайно бросающий на все свет разговор с профессором Фортицем и его женой — да, вот женщина, которая и выпив сохраняет ясную голову. Как жаль, что я не была знакома с ней раньше. Потом они тогда уехали, чтобы позаботиться о своей племяннице, и у нас был еще более долгий разговор с Элис и Саймоном. — Она медленно отпила глоток. — Верно ли я понимаю, что темноволосая молодая леди, пробежавшая мимо нас вчера вечером, и была моей потенциальной невесткой?