— Я хотела бы стать ей другом…

Естественно.

— Кажется, друзей у нее немного. Она слишком часто переезжала. И, думаю, несчастный случай с ее мужем на Комарре был ужаснее, чем она хочет показать. Когда женщина так переполнена молчанием, оно переливается через край.

— Но как относительно Майлза? Ему будет хорошо с ней?

Карин повела бровью вниз, в его сторону. — А кто побеспокоится спросить, будет ли ей хорошо с Майлзом?

— Хм…хм… а почему нет? Он графский наследник. Состоятельный. Имперский Аудитор божьим соизволением. Чего еще может хотеть фор?

— Не знаю, Марк. Смотря какой фор. Я точно знаю, что предпочла бы остаться с тобой и твоей Черной Командой в ее самом беспокойном состоянии на целых сто лет, а не провести неделю наедине с Майлзом. Он… подменяет тебя.

— Только, если ему это позволить. — Но его обдало жаром от мысли, что несмотря на все она предпочла его великолепному Майлзу, и внезапно он почувствовал себя менее голодным.

— А как его остановишь? Я еще помню, когда мы были с сестрами были маленькими и вместе с мамой приходили в гости к леди Корделии, и Майлзу приказывали нас чем-нибудь занять. Это было довольно жестоко по отношению к четырнадцатилетнему мальчику, но разве я это понимала? Он решил, что из нас вчетвером получится женская строевая команда, и заставлял нас маршировать по внутреннему садику Дома Форкосиганов или в бальной зале, когда шел дождь. По-моему, мне тогда было четыре. — она нахмурилась своим воспоминаниям. — Кто Майлзу нужен, так это женщина, которая «will tell him to go soak his head», иначе это будет бедствием. В первую очередь для нее. — сделав паузу, она мудро добавила, — Хотя раз для нее, то рано или поздно — и для него.

— Ох.

Тут любезные молодые люди поднялись, отдуваясь, из ущелья и опустили туда подъемник. Сопровождаемые клацанием и глухим стуком, они закончили погрузку, закатили подъемник в аэрокар и повели машину на север. Через какое-то время показались запыхавшиеся госпожа Форсуассон и Энрике. Энрике, сжимавший в руках огромный пучок местных барраярских растений, выглядел вполне бодро. Кровь прилила к его щекам. Ученый, наверное, не был на открытом воздухе много лет, и теперь это несомненно пошло ему на пользу, несмотря на то, что с него капало после того, как он упал в ручей.

Они разместили все растения сзади и Энрике успел наполовину высохнуть, когда они наконец снова сели во флаер, потому что солнце уже клонилось к закату. Марк получил удовольствие, попробовав разогнать флаер как следует, и они сделали еще один круг над долиной и двинулись на север, обратно в столицу. Машина дрожала как стрела, отдаваясь приятной вибрацией под его ногами и в кончиках пальцев, и они достигли предместий Форбарр-Султаны еще когда только начало темнеть.

Сначала они высадили госпожу Форсуассон у дома ее тети и дяди возле Университета и получили от нее на прощание многочисленные заверения, что она завтра задержится в особняке Форкосиганов и поможет Энрике раздать научные имена всем его новым ботанических образцам. Карин выпрыгнула на углу возле городского дома своей семьи и на прощание слегка поцеловала Марка в щеку. Назад, Пыхтун. Это не для тебя.

Марк загнал флаер обратно в угол в полуподвальном гараже Дома Форкосиганов и отправился вслед за Энрике в лабораторию, чтобы проверить и накормить масляных жуков, как обычно по вечерам. Энрике резко оборвал колыбельную, которую он напевал маленьким отвратительным ползунам, хотя он обычно вполголоса болтал — наполовину с ними, наполовину сам с собой — пока слонялся по лаборатории. Этот человек чертовски долго проработал в полном одиночестве, по мнению Марка. Однако нынче вечером Энрике мурлыкал под нос, размещая новую порцию растений по порядку, известному только ему и госпоже Форсуассон, некоторые — в мензурки с водой , а другие — сохнуть на бумаге на лабораторном столе.

Марк отвернулся от взвешивания, подсчета и раскладывания щедрых порций древесных опилок по клеткам масляных жуков и обнаружил, что Энрике сидит за коммом и яростно молотит по клавишам. А, хорошо. Возможно эскобарец собирался передавать еще одну методику, которая в будущем может принести выгоду. Марк подошел к нему, собираясь пробормотать что-нибудь поощрительное. Но на экране была не вызывающая головокружение молекулярная схема, а большой кусок мелко написанного текста.

— Что это? — спросил Марк.

— Я обещал послать Катрионе копию моей докторской диссертации. Она меня попросила, — объяснил Энрике с гордостью и оттенком удивления. — Относительно Бактериального и Грибного синтеза вне-клеточных Запасающих Энергию Составов. Это легло в основание всей моей дальнейшей работы с масляными жуками, когда я наконец открыл их как идеального носителя микробного комплекса.

— А. — Марк заколебался. Он теперь тоже зовет ее Катрионой? Вообще-то, если Карин называет вдову по имени, Энрике тоже вряд ли захочет быть исключением? — Она сможет это прочесть? — Энрике писал так же непонятно, как и говорил, насколько Марк мог это видеть.

— О, я не предполагаю, что она проследит математику молекулярных энергетических потоков — мои кураторы на факультете тоже ее не одолели — но, я уверен, она получит их суть из картинок. Пока… возможно, можно кое-то еще сделать с этим резюме, сделать его более привлекательным для беглого взгляда. Следует признать, это оно слегка суховато. — Он закусил губу и склонился над коммом. Через минуту он спросил, — Вы можете придумать, что подходит к слову «глиоксилат»?

— Нет… не так сразу. Попробуйте оранжевый. Или серебряный.

— Это ни с чем не рифмуется. Если вы не можете помочь, Марк, то уходите.

— А что вы делаете?

— Изоцитрат — конечно, да, но это не совсем наглядно… я пытаюсь понять, не произведет ли более сильный эффект резюме в форме сонета.

— Это звучит совершенно… ошеломляюще.

— Вы думаете? — расцвел Энрике и снова зажужжал под нос. — Треонин, сенин…

— Пингвин, — сказал Марк наугад. — И тысяча картин. — Энрике раздраженно замахал на него.. Черт возьми, Энрике не должен растрачивать свой ценный мозг впустую на написание стихов; он, как предполагалось, разрабатывал взаимодействия длино-цепных молекул с благоприятными энергетическими потоками, или что-то вроде этого. Марк посмотрел на эскобарца, который словно вопросительный знак сосредоточенно скорчился на стуле перед комм-пультом, и его брови нахмурились во внезапном волнении.

Даже Энрике не могло бы прийти в голову, что можно привлечь женщину этой его диссертацией? Или наоборот, только Энрике мог вообразить…? Это было, в конце концов, единственным успехом в его короткой жизни. Марк допускал, что любая женщина, которая могла этим увлечься, ему подошла бы, но… но не эта. Не только Майлз влюбился. Все же госпожа Форсуассон была чрезмерно вежлива. Она несомненно ответила ему что-то в этом роде, вне зависимости от того, как ужаснуло ее это предложение. А Энрике, которому в жизни слишком не хватало участия, так же как… как кое-кому, кого Марк знал слишком хорошо, — попался на это. Срочная отправка всех работ с жуками на постоянное место в Округ оказалась внезапно намного более срочной задачей. Сморщив губы, Марк на цыпочках тихо удалился из лаборатории.

По дороге в холл он все еще мог слышать довольное бормотание Энрике, — Микополисахариды, хм, тут есть свой ритм, ми-ко-по-ли-са-ха-рид…