мне кажется , что твои непосредственные проблемы лежат в большей степени в области репутации.

Майлз вздохнул. — Я себя чувствую, будто меня всего изгрызли крысы. Маленькие едкие твари, которые нападают на меня слишком быстро, чтобы я успел развернуться и дать им по голове.

Граф погрузился в изучение своих ногтей. — Могло быть хуже. Самое ужасное чувство пустоты испытываешь, когда видишь осколки своей разбившейся вдребезги чести у своих ног, а твоя общественная репутация, наоборот, взлетает и парит высоко. Это уничтожает душу. А другое — просто очень, очень раздражает.

— Очень, — сказал Майлз горько.

— Ха. Хорошо. Могу предложить тебе кое-какие утешительные соображения?

— Пожалуйста, сделайте это, сэр — Во-первых, это пройдет. Несмотря на бесспорную привлекательность идеи секса, убийства, заговора и еще большего секса, людям в конце концов надоест этот рассказ, какой-то другой бедняга совершит какую-нибудь ужасную светскую ошибку, и их внимание переключится на новую игрушку.

— Какого секса? — раздраженно пробормотал Майлз. — Ничего такого не было. Проклятье. Или бы это все показалось более стоящим. Я даже еще не пробовал поцеловать эту женщину!

Губы его собеседника дрогнули. — Мои соболезнования. Во-вторых, учитывая это обвинение, никакое другое, меньшее, обвинение против тебя никого не будет волновать. В ближайшем будущем.

— О, замечательно. Значит, теперь я могу устроить заговор, пока мне шьют предумышленное убийство?

— Ты должен был быть удивлен. — Легкий юмор мелькнул в глазах графа — Майлз не предполагал, что именно тот мог вспомнить — и тот продолжил:

— В-третьих, этим невозможно управлять — или бы я уже воспользовался этим. Пытаться представить или отреагировать на то, что думает каждый идиот на улице — на основе минимума логики и еще меньшего количества информации — всего лишь приведет к тому, что ты свихнешься.

— Мнение некоторых людей для меня имеет значение.

— Да, порой. Ты здесь знаешь, чье?

— Катрионы. Никки. Грегора. — Майлз поколебался. — Это — все.

— Что, твои бедные стареющие родители не входят в этот краткий список?

— Мне жаль, что вы плохо обо мне подумаете, — произнес Майлз медленно. — Но в этом случае, вы — не те… не уверен, как правильно сказать. Используя мамину терминологию… я согрешил не против вас. Так что ваше прощение спорно.

— Гм, — сказал граф, потирая губы и разглядывая Майлза с невозмутимым одобрением. — Интересно. Хорошо. В качестве твоего четвертого утешения укажу, что в этом скопище народу, — движением пальцев он очертил Форбарр-Султану и весь Барраяр, — приобрести репутацию хитрого и опасного человека, который без угрызений совести пойдет на убийство, чтобы добиться и защитить свое, не совсем плохо. На самом деле, ты мог бы даже найти ее полезной.

— Полезной! Что, сэр, прозвище Мясника Комарры бывало для вас удобной опорой? — произнес Майлз с негодованием.

Его отец прищурил глаза, частично в мрачном развлечении, частично в уважении. — Я нашел его неоднозначным… проклятием. Но да, время от времени я использовал вес этой репутации в отношении некоторых впечатлительных людей. Почему и нет, я за нее заплатил сполна. Саймон говорил, что с ним было то же самое. Унаследовав СБ от Великого Негри, он был вынужден использовать все, чтобы лишить своих противников присутствия духа, чтобы заставить их остановиться и заткнуться.

— Я работал с Саймоном. Он чертовски хорошо умел выбить почву из-под ног. И это было не только из-за его чипа памяти или витавшего там призрака Негри. — Майлз покачал головой. Только его отец, с его предельной искренностью, мог расценивать Саймона Иллиана как некоего обычного подчиненного. — Как бы то ни было, люди, возможно, воспринимали его как зловещего, но не как продажного. Он не был бы и наполовину так страшен, не умей он убедительно изображать такое непримиримое безразличие к… в общем, ко всем человеческим страстям. — Он сделал паузу, вспоминая сокрушительный стиль руководства своего бывшего командира и наставника. — Но черт возьми, если… если мои враги не признают за мной хоть минимума морали, пусть они по крайней мере допустят, что я компетентен в своих пороках! Если бы я собрался убить кого-то, я сделал бы намного более гладкую работу, чем этот отвратительный беспорядок. Никто даже не предположил бы, что это было убийство, ха!

— Я тебе верю, — успокоил его граф. Он приподнял голову со внезапным любопытством. — А… тебе это когда-нибудь приходилось?

Майлз снова зарылся в диван и поскреб щеку. — Была одна миссия для Иллиана… не хочу говорить об этом. Это была тайная, неприятная работа, но мы ее выполнили. — Он задумчиво вперил взгляд в ковер.

— Действительно. Я просил его не использовать тебя для убийств.

— Почему? Боялся, что у меня сложатся дурные привычки? Как бы то ни было, это было намного сложнее чем просто убийство.

— Это вообще так.

Майлз на минуту уставился куда-то прочь. — Итак, то что говоришь мне ты, сводится к тому же, что сказал Галени. Я должен остаться здесь и с улыбкой сожрать все это.

— Нет, — сказал его отец, — Улыбаться ты не должен. Но если ты действительно просишь совета у меня, со всем моим опытом, я скажу. Храни свою честь. Пусть твоя репутация падает куда ей вздумается. И ты переживешь этих ублюдков.

Пристальный взгляд Майлза с любопытством пробежался по лицу отца. Он никогда не видел его без седины в волосах, а теперь они были почти все белые. — Я знаю, что в эти годы у тебя были и взлеты, и падения. Когда твоей репутации был впервые нанесен серьезный ущерб — как ты прошел через это?

— О, в первый раз… это было давным-давно. — граф склонился вперед, задумчиво постукивая по губам ногтем большого пальца. — Мне тут внезапно пришло в голову, что смутная память об этом эпизоде среди людей старше определенного возраста — а от того поколения немного осталось в живых — в твоем случае вряд ли будет полезна. Каков отец, таков и сынок? — граф поглядел на него, обеспокоено нахмурившись. — Этих последствий я, конечно, никогда не мог предвидеть. Видишь ли… после самоубийства моей первой жены широко разошлись слухи, что это я убил ее. За неверность.

Майлз моргнул. Он слышал бессвязные отрывки древнего рассказа, но не этот намек. — И, гм… так и было? Она изменяла тебе?

— О, да. У нас по поводу этого случился гротескный разнос. Я был задет, приведен в замешательство — что вылилось в своего рода неловком, смущенном гневе — и жестко ограничен рамками моей культуры. В тот момент жизни мне определенно пригодилась бы бетанская терапия, вместо дурного барраярского совета, который мне дал… не важно. Я не знал… не мог даже представить существование такой альтернативы. Это было невежественное, старое время. Мужчины еще прибегали к дуэлям, знаешь, хотя к тому времени это было запрещено законом.

— Но ты… гм, ты действительно, гм…

— Убил ее? Нет. Или одними словами. — В этот раз уже граф уставился куда-то вдаль, прищурив глаза. — Хотя я никогда не был на сто процентов уверен, что это не сделал твой дед. Он устроил этот брак и, знаю, чувствовал себя за него ответственным.

Майлз поднял брови при этой мысли. — Если вспомнить деда, это кажется едва возможным, все же ужасно вероятным. Ты когда-нибудь спрашивал его об этом?

— Нет. — граф вздохнул. — И что бы я, в конце концов, сделал, если бы он ответил «да»?

Что, Эйрелу Форкосигану в то время было всего двадцать два? Более полувека назад. Он был гораздо моложе, чем я сейчас. Проклятье, он тогда был просто ребенком. Заставляя голову кружиться, мир Майлза, казалось, обернулся вокруг своей оси и со щелчком перешел в другое, искаженное положение, с совсем другими перспективами. — Так… как ты остался жив?

— Я полагаю, мне повезло, как везет всем идиотам и сумасшедшим. А я, разумеется, был и тем и другим. Мне было на все наплевать. Мерзкая сплетня? Я доказал , что это преуменьшение, и дал им вдвое больше пищи для пересудов. Думаю, что ошеломил всех до онемения. Вообрази себе невежественного самоубийцу, которому нечего терять и который шатается в пьяном, враждебном угаре. Вооруженного. В