Но я всё помню, милый, я с тобой Огонь горит в груди моей как прежде Я сохраню от тления любовь И позабочусь о твоей одежде В вечернем воздухе кружатся комары Летят на свет; но в лампе крови нету И я тихонько жду своей поры Пока ты жадно трогаешь газету …
Пойду, проверю, как там топоры…
Это стихотворение я написала после того, как АЧ рассказал мне о достоинствах скромной женской поэзии. Мне понравилось. АЧ я действительно зажарила сотни котлет. Топоры были атрибутами ЕП как великого терминатора. АЧ и ЕП не писали ничего в ЖЖ, хотя дневники у них были — и вдруг ЕП начал тоже вести журнал. Конечно его первая запись была о Высшем существе. Это даже я понимала.
Jul. 15th De Deo Socratis
но она похожа на огневую церковь. Ангелы ее это визги и вои, а ее щедрости это могильные ямы очей. Ее уста тверды, а красота в лице ее как ангионевротический отек. У нее зеркала с десятью тысячами пожирающих трупы. Церемонии ее подобны жарким объятиям, а ее защита что крыша с щелями. Сочащаяся нефть как будто керосин из светильника ее. Она человечна как оскал животного и последовательна как мысль облаков. От капель дождя на клюве ее ее имя как кипящая ледяная ртуть, поэтому ревностные боги любят ее.
Затем появилась чрезвычайная информация о нем самом. Это было нечто новое:
Jul. 16th 10:53 am Злая Мудрость
Я ничего не делаю бескорыстно. Если в течение нескольких минут случается так, что Бог непрерывно не признается мне в любви, то я ничего не делаю для Него — ни плохого, ни хорошего. Если Он напоминает о том, что любит, и намекает на то, что я сегодня ничего для Него не сделал, то в таком случае я тоже ничего не делаю для Него, в силу моего плохого человеческого характера. Почему это так? Это так, потому, что человеческий характер для меня я выбираю лишь единожды и делаю это в каждый, как это принято называть, момент времени.
На следующий день ЕП написал опять:
Jul. 17th 08:23 am Тайна Башни
Ночью сделал любопытное открытие. Зайдя в северный флигель и забравшись по винтовой лестнице в башню, нашел пакет с человеческой рукой, совершенно разложившейся до кости. Я знаю, что она осталась после одного из жертвоприношений, но не помню, чтобы давал инструкции касательно ее размещения в башне.
Я не знала, почему ЕП написал это, это была одна из загадок его иносказаний. Но, несомненно, думала я, это некий комментарий всей ситуации в целом. Видимо, обнаружилось нечто давно потерянное, хранившееся в забвении, некое чувство, какой-то человеческий фактор, что для ЕП символизировало разложение и гниение. Зная его любовь к темной символике, под разложением вполне можно было подразумевать нечто симпатичное. Возможно такую «гниль» он уже замечал в себе (во всяком случае я в себе ее замечала, а тогда для меня это было то же самое), и в свое время решительно отсек это проявление слишком человеческого, как отсекают руку. И вот теперь она снова обнаружилась, и он просто отмечает этот факт, сообщает нам всем. Меня одолевали темные, страшные ощущения провала, уничтожения — и невыносимого света. Меня разрывало между желанием этого человеческого и жестоким неодобрением, которое, как я знала, у ЮФ вылилось в отвратительно мучительную для АЧ пытку презрением. Мне приснился необычайно яркий сон с «архетипическими переживаниями». И я, следуя правилу, как мне казалось, введенному ЕП, на абсолютную прозрачность внутренних побуждений, выражаемых символическим языком, записала этот сон в дневник.
17th July 4:19pm: Алёша
Приснилось как рожаю ребёнка — от какого-то то ли чечена, а то ли грузина. Нехорошо так рожаю, долго. И то ли ещё под героином, то ли под каким другим наркотиком. Так что уже всё равно. В зале большом, с центрифугой и электросном, медицинской в общем техникой. Вот прошло несколько дней, просыпаюсь — никого нет. Ковыляю из палаты, думаю вяло, что стало с ребёнком. Может, умер? Тогда должен быть в холодильнике. Смотрю в холодильнике: действительно, лежит завёрнутый в целлофан ребёнок, но крупный, двух- а то и трёхмесячный. Появляется нянечка — старая пизда, страшная, в белой косынке. Во всех больницах нянечки одинаковые. Что ты, говорит, милая, тута ходишь? Или ребёночка ищешь? А мы, говорит, таких как ты, всегда — в отдельную палату, чтобы без расстройства. А ребёночка — в приют, в приюте он. А ты говорит не грусти, хочешь отведу тебя в место одно, там все-все мы, женщины, сходимся, хочешь такое покажу? Я говорю — хочу. Мы идём коридорами, безнадёжно убогими больничными, с краской, далеко. Приходим вроде как в кабинет врача. На стене висит картина — вернее белый холст висит. Нянечка говорит: ну, смотри. Вижу там разные картинки появляются, в рамке, — одна проявится — другая проступит. И среди всех картинок проявляется одна, которую непонятно почему узнаю — там изображено почти что обычное человеческое лицо, разве чуть-чуть пропорции не те — вытянутое слишком, нарисовано как гравюры на картах. Никогда не видела раньше, только точно знаю, кто это: Сатана. И старуха, посмеиваясь, спрашивает: ну, кто это, скажи? Я говорю: это СВЕТ! Старуха говорит — ну и пошли уже… Иду по коридорам и думаю — куда же я ребёнка-то возьму — надо бутылочки, корм детский, у меня денег нет. И молока у меня нет. Потом думаю — ведь отмажет обязательно — как дети всегда отмазывают: нет мамы, потому что болеет очень, или украли её и держат в плену, или что-нибудь ещё. И начинаю сильно плакать. Говорю старухе: я заберу ребёнка, отдайте. Как вы её назвали? А она смеётся: какой её, что ты, мальчика ты родила, здоровый пацан… а назвали Алёшей.
Алешей звали сына ЮФ и МВ, мне всегда нравилось это имя, и я давно решила, что если у меня будет второй ребенок, мальчик, я так его и назову.
Сон был мучительный, и я ждала от ЕП какого-то утешения, облегчения, которое он мог мне принести своими словами, тем как он отнесется к этой истории про ребенка, символизирующего по-видимому некую сомнительную ценность, нечто недавно завязавшееся, может дурацкую и упорную надежду, что он меня любит, вот прямо именно меня. Он откликнулся назавтра:
Jul. 18th 11:47 am Преступление и Наказание
Утром в бассейне нашел мертвого ребенка. Поначалу не знал, что думать, но за завтраком все благополучно разъяснилось. Ночью дочь, опьяненная ветром и звоном цикад, пошла купаться и у нее случился выкидыш, на который она не обратила существенного внимания и продолжила купание. Нежно ударив вилкой о край зубов, она сказала: «ведь то, что падает, надо еще подтолкнуть или дать ему упасть самому.»
В ответ на строгий вопрос, она объяснила, что подцепила маленького гаденыша от Василия, нашего дворецкого. Меня приятно поразило, что участь паршивого ребенка решилась без моего прямого вмешательства.
Привели Василия, довольно смущенного на вид. Он был не связан, но просто его держали за руки сзади, а я сказал дочери, чтобы наказала его, и она при помощи ножа отрезала его мужской половой орган, и смехом залилась, откинувшись на спинку розового стула, держа нелепую плоть его в руке своей — плоть теплую, но не живую, такую, которая ничего не породит.
Член этот потом выкинули на двор, и он лежал в пыли, но его взяли ребятишки, то-ли в шутку, то ли всерьез или, может быть, стараясь подражать мне, каким-то моим гневным и нелепым выходкам, взяли его и еще поймали они от Василиева древа пагубный плод — по-моему, это была его дочь,