наконец, от заслушивания докладов и подготовки резолюций к вопросам безопасности оно заявило, что поскольку Учредительное собрание было избрано всем народом для устройства новой политической системы и жизни в России, то его защита также есть дело народа (65).
К тому же, многие эсеровские лидеры считали Учредительное собрание настолько священным, что просто не могли представить, что кто-то попытается посягнуть на него (66). Борис Соколов, член военной комиссии эсеров, позже признавал, что деятели типа него, предпочитавшие активные и даже превентивные меры в защиту Учредительного собрания, составляли незначительное меньшинство эсеровской фракции и вызывали раздражение большинства. Поэтому, когда военной комиссией был одобрен план другого ее члена, Федота Онипко, состоявший в организации похищения или убийства главных руководителей большевиков, эта идея была немедленно заблокирована эсеровским ЦК на том основании, что «безумные террористические акты» могут «вызвать такое возмущение среди рабочих и солдат, что это может окончиться всеобщим погромом интеллигенции» (67). Еще 12 декабря ЦК партии эсеров, всерьез обеспокоенный тем, что агрессивные шаги личностей типа Соколова могут дать Совнаркому повод отменить Учредительное собрание, специальным постановлением запретил террористические акты и сформировал особую комиссию, призванную «обследовать работу тех товарищей, которые заняты организацией обороны Учредительного собрания» (68).
Однако принятая в тот же день (12 декабря) резолюция Семеновского полка, выразившая поддержку Учредительному собранию как «полновластному хозяину земли Русской» (69), вероятно, приободрила военную комиссию. Примерно в это же время Союзу защиты Учредительного собрания удалось наладить выпуск ежедневного «Бюллетеня Всероссийского союза защиты Учредительного собрания», а ближе к концу месяца и военная комиссия сумела издать несколько номеров своей собственной газеты для солдат отъявленно антибольшевистского толка «Серая шинель» (70). Представители многочисленных петроградских заводов и фабрик регулярно принимали участие в рабочем совещании, а также в различных лекциях и дискуссиях, организованных Союзом защиты Учредительного собрания. Хотя значение этих мероприятий невозможно просчитать или оценить с точки зрения готовности к политическому действию, ясно, что эсеры пользовались немалым влиянием среди рабочих ряда важнейших предприятий, в том числе государственной типографии и Обуховского оружейного завода. Так, 28 декабря рабочие Обуховского завода отказались принимать резолюцию о безоговорочной поддержке Советской власти, а вместо нее приняли заявление, осуждающее внешнюю и внутреннюю политику Совнаркома как ведущую страну и революцию к неизбежному краху. Провозгласив в заявлении, что Учредительное собрание является последней надеждой революции, обуховцы потребовали немедленного его созыва (71).
Эсеровская военная комиссия очень хотела создать что-то вроде собственной красной гвардии, но, как горестно признавал Соколов, «на бумаге у нас числилось до двух тысяч рабочих дружинников, но именно только на бумаге» (72). Им удалось перебросить в Петроград несколько сот вооруженных солдат и офицеров с фронта. Предполагалось, что часть из них будет использована для укрепления настроений в поддержку Учредительного собрания в Семеновском и Преображенском полках, а остальные, будучи официально прикреплены к фиктивному солдатскому университету, сформируют летучие боевые отряды, готовые выступить 5 января. Эти шаги, однако, также были отвергнуты ЦК партии эсеров как слишком опасные (73).
Одновременно руководство Союза защиты Учредительного собрания начало прорабатывать планы мирной массовой военногражданской демонстрации в поддержку Учредительного собрания, совпадающую по времени с его открытием 5 января. 29 декабря эти планы получили одобрение на четвертом заседании организованного Союзом рабочего совещания. Их практическое воплощение, начавшись на этом заседании, было продолжено на следующем, 3 января (74). Похоже, что, по крайней мере, некоторые из организаторов этого марша надеялись, что он может перерасти в вооруженное восстание под лозунгом «Вся власть Учредительному собранию». Описывая очень подробно планы шествия, Борис Соколов утверждал, что, чем ближе была дата открытия Учредительного собрания, тем выше были шансы на то, что в нем примет участие значительное количество рабочих и солдат. Основу солдатского участия должны были составить Семеновский и Преображенский полки, а также 5-ый дивизион бронемашин. Однако даже он признавал, что говорить о чем-то с уверенностью нельзя (75). В любом случае, когда эти планы были представлены ЦК партии эсеров на утверждение, последний, не вняв аргументам об их перспективности, наложил абсолютный запрет на вооруженное шествие и потребовал, чтобы даже солдаты оставили оружие в казармах, дабы избежать всякой возможности кровопролития (76).
В это же время советские власти обратились к рабочим и солдатам с призывом воздержаться от участия в любых демонстрациях в поддержку Учредительного собрания. Высшие органы партии большевиков в решении вопросов безопасности участия не принимали. И Центральный, и Петербургский комитеты партии были всецело поглощены обсуждением возможных последствий для перспектив мировой революции сепаратного мира, рассмотрением условий которого занимались советская и германская делегации (77). Между тем, находившиеся в распоряжении правительства органы и силы безопасности были дезорганизованы. ВРК был распущен, а процесс создания ВЧК находился еще в рудиментарном состоянии. Будучи замыслена как всероссийский орган, она пока могла действовать только в пределах столицы, но даже и там ее влияние, в силу ряда причин, было ограничено. В Петрограде действовало несколько постоянных учреждений, чьи функции и полномочия пересекались с функциями и полномочиями ВЧК. Среди них были следственная комиссия революционного трибунала при Петроградском Совете (прежде — военно-следственная комиссия ВРК) (78), чрезвычайная комиссия безопасности Петрограда (во главе с Георгием Благонравовым), комитет по борьбе с погромами (во главе с Бонч-Бруевичем) — все только недавно созданные (79) — а также те или иные районные следственные комиссии, некоторые из которых были еще в проекте. Эти и прочие органы безопасности действовали независимо друг от друга и находились в разной степени неорганизованном состоянии.
Кроме того, в этот период у ВЧК практически не было своей вооруженной силы. Даже при проведении небольших операций она была вынуждена в основном полагаться на недисциплинированные, зачастую необученные и плохо поддающиеся контролю красногвардейские отряды, многие из которых существовали при районных Советах. Следует также отметить, что вначале руководители ВЧК, включая Дзержинского, принципиально избегали использовать «методы охранки»: услуги тайных осведомителей, агентов-провокаторов и т. д. Они надеялись, что им будет достаточно бдительных рабочих, которые станут глазами и ушами ВЧК (80). Так что, даже в том, что касалось сбора тайной информации, польза от ВЧК была ограниченной. Эта изначальная стойкая неприязнь ко всему, что хоть как-то напоминало о ненавистной охранке, помогает объяснить те огромные трудности в подборе лояльных и квалифицированных сотрудников, с которыми столкнулась ВЧК на этом раннем этапе своего существования и которые продолжала испытывать в течение почти всего 1918 года. Конечно, острую нехватку надежных кадров испытывали все советские учреждения. Однако кадровая проблема ВЧК имела уникальное свойство, о котором позднее вспоминал Яков Петерс, в 1918 г. — член президиума ВЧК. Он писал, что для старых большевиков слишком свежи еще были воспоминания об агентах царской охранки — тех, что боролись с рабочими, производили обыски, ссылали неугодных в Сибирь, отправляли в застенки и на виселицы. Пришла новая власть — и все начинается сначала: снова обыски, аресты, насилие. Многие просто не видели разницы между репрессиями в прошлом и в настоящем и отказывались служить в органах ВЧК (81). Трудности, связанные с призывом на службу в ВЧК большевиков и даже беспартийных рабочих, помогают объяснить, почему в ее ряды сумело просочиться так много бывших агентов охранки и просто преступников, а также почему, с точки зрения Советского правительства, ее возможности как органа безопасности были изначально ограничены. Несколько месяцев спустя один из руководителей ВЧК, Иван Полукаров, в официальном отчете так описывал этот период: «Не было сил, умения, знания, и размер комиссии был незначительным» (82).
Ввиду этого, важная роль в обеспечении безопасности Советской власти в Петрограде во время Учредительного собрания выпадала президиуму Петроградского Совета, который, в свою очередь, возлагал надежды на помощь районных Советов, отрядов красногвардейцев и латышских стрелков, отдельных частей Петроградского гарнизона и балтийских матросов. Это видно из протоколов заседаний президиума, состоявшихся в конце декабря — начале января (83). 31 декабря, меньше чем за неделю до назначенной даты открытия Учредительного собрания, президиум собрался, чтобы обсудить вопросы безопасности.
