13 высотных) и несколько сот авиабомб. Потери, с учетом аварий и катастроф, составили 11 машин и восемь экипажей — больше, чем за любой другой месяц войны, начиная с осени 1941 г. Еще два Ил-4 были списаны по техническому состоянию, по всей видимости, также в результате боевых повреждений. В то же время можно практически на 100 % утверждать, что ни одна из сброшенных торпед не попала в цель, а бомбовые удары если и имели успех, то не решали судьбы судов, которые окончательно уничтожались другими родами авиации. С учетом того, что ВВС ЧФ потопили или тяжело повредили 10 из 21 вражеского судна тоннажем более 500 брт, принимавших участие в операции, такой результат не может считаться удовлетворительным.
Главная причина низкой результативности лежит в области используемых методов боевых действий. Если сравнить их, например, с методами торпедоносцев Северного флота, то станет ясно, что последние отказались от атак небольших групп торпедоносцев в сопровождении истребителей еще с лета 1943 г. Атака крупных и прикрытых с моря и воздуха караванов требовала массирования усилий разных родов авиации, где одни рода обеспечивали атаку других. На Севере налету торпедоносцев, как правило, предшествовал удар штурмовиков или истребителей-бомбардировщиков, которым вменялось в обязанность подавить пушечно-пулеметным огнем зенитный огонь обороняющихся и нанести потери кораблям охранения. Затем следовал удар торпедоносцев — одновременно низких и высотных. Практика показывала, что при успешной реализации подобного замысла торпедировалось одно судно, несколько кораблей охранения получали повреждения различной тяжести. В ходе крымской операции этому сценарию более- менее соответствовали только удары 3 и 6 мая. Более-менее потому, что в обоих случаях штурмовики и топмачтовики «Бостон» атаковали другую цель, нежели торпедоносцы. Последняя попытка — 10 мая — полностью сорвалась из-за того, что низкая и высотная группы 5-го полка и вовсе нанесли удар по разным судам с интервалом в полчаса. В других случаях интервалы между ударными группами оказывались меньше, но все- таки достаточно большими, чтобы зенитчики и пилоты «Мессершмиттов» успевали последовательно атаковать одну цель за другой: с топмачтовиков на высотные торпедоносцы, затем — на сброшенные ими торпеды, потом на низкие торпедоносцы и т. д. К несчастью, и 3 и 6 мая ударам подверглись суда, поразить которые авиаторпедой было и вовсе непросто из-за их малой осадки. Вообще же из 19 торпедных ударов как минимум в девяти случаях торпедоносцы атаковали мелкие суда или баржи, поразить которые торпедой было весьма проблематично. Высотные торпеды, неплохо зарекомендовавшие себя на Севере, применялись лишь в трех случаях. Все остальные удары являлись ударами небольших групп, как правило, пары или двух пар низких торпедоносцев, которым всегда предписывалось атаковать с двух направлений, но они из-за условий боевой обстановки (присутствие в воздухе истребителей противника) или ошибок ведущего всегда атаковали с одного. В этом случае ситуация развивалась стереотипно: суда конвоя разворачивались на атакующие самолеты, продолжая поливать их зенитным огнем. Для гарантированного попадания без использования торпедного прицела следовало сблизится до дистанции 500–700 м, что в тех условиях являлось чистым самоубийством. Подавить огонь зенитчиков «Ильюшины» были не в состоянии, и далее перед пилотами становилась дилемма — сбрасывать торпеды под невыгодным углом с дальней дистанции, или идти на второй заход с риском новых повреждений или потерь. Стоит вспомнить, что многие Ил-4 имели к тому времени солидный износ, и их моторы могли запросто отказывать при совершении интенсивных эволюций и без вражеского воздействия. Если помножить все вышеупомянутые факторы друг на друга и прибавить к ним неспособность командования в течение длительного времени обеспечить торпедоносцам даже истребительное прикрытие, становится ясно, что достигнутый результат иначе как закономерным не назовешь. Фактически, по результативности на первом месте оказались минные постановки, на втором — бомбометание с горизонтального полета, хотя и о нем точных данных нет.
В том не было вины самих пилотов, большинство из которых имели за плечами суровую многомесячную школу войны. Они неоднократно ходили в торпедные атаки, смело сближаясь с атакуемыми целями на сравнительно малые дистанции. Не их вина, а беда, что, воюя по-старинке, на морально и физически устаревших машинах они часто расставались с молодыми жизнями, не нанеся врагу никаких потерь. Героизм тех, кто выжил, был оценен достаточно высоко — по результатам Крымской операции, а также предшествующих и последующих вылетов, звания Героев Советского Союза получили штурманы капитан Ф.Н.Аглотков, майор С.П.Дуплий, командиры экипажей старшие лейтенанты А.И.Жестков, В.И.Минаков и И.И.Киценко, а так же комдив В.П.Канарев, а сама дивизия была удостоена почетного наименования «Севастопольская».
После окончания операции активность ВВС ЧФ резко пошла на убыль. Причина этого была очевидно — операционная зона вражеского флота сузилась до минимума, включая только прибрежный фарватер от устья Дуная до портов Болгарии. Суда противника могли совершать короткие переходы из одного порта в другой в ночное время, практически избегая обнаружения с воздуха.
В этот период 5-й ГМТАП оставался одной из наиболее активных частей ВВС. На нем лежало выполнение целого ряда задач, как то: воздушная разведка прибрежных коммуникаций, перевозка бензина и имущества на аэродромы Одесского узла, традиционные спецвылеты по сбрасыванию агентов и листовок. Имелись и две другие более важные задачи, на которых хотелось бы остановится подробней.
Единственным классом вражеских кораблей, продолжавшим активно действовать после оставления Крыма, оставались подводные лодки. Из-за качественной и количественной слабости нашей ПЛО они продолжали добиваться периодических успехов у кавказских берегов даже тогда, когда война на Черном море уже была фактически выигранной Германией и её союзниками. 26 мая самолеты 5-го ГМТАП (к тому времени перебазировался на крымский аэродром Сарабуз) впервые привлекались к поиску запеленгованной постами радиоперехвата подводной лодки. Лодка — а ей оказалась румынская «Марсинул», совершавшая свой первый боевой поход — была действительно обнаружена, но ее атака успеха не имела. Сразу после обнаружения Ил-4 она погрузилась, и сброшенные в точку погружения десять обычных ФАБ-100 не возымели никакого воздействия. 9 и 10 июня самолеты еще дважды бомбили лодки под перископом, но оба этих случая скорей всего являлись ложными обнаружениями. В качестве более решительной меры командование ЧФ перед рассветом 13 июня выслало семь Ил-4 для бомбардировки Констанцы, однако данные противника не дают повода считать, что в данном случае удалось достигнуть хоть какого-то успеха.
Более результативной, как и раньше, оказалась минная война. Теперь основным районом наконец-то стали подступы к Констанце. 31 мая туда сбросили 16 АМД-500, в июне — восемь А-1-4 и 20 АМД, в июле — 22 А-1-4, 20 АМД и 16 новых А-5, в августе — 10 А-1-4, восемь АМД и 42 А-5. При этом приборы срочности на минах А-1-4 устанавливались на срок до двух суток, на АМД — до шести, на А-5 — от трех до 35. Приборы кратности во всех минах устанавливались от нуля до четырех импульсов. Как ни удивительно, потери противника от подрывов лета 44-го пришлись не на район Констанцы, а на старое поле у Сулины. Там 18 июня погиб охотник «Uj 316», 21 июня — буксир, 22 августа — торпедный катер «S 148», 30 августа — баржа. Кроме того, в июне после подрыва затонул охотник «Uj 315», но точные обстоятельства этого происшествии неизвестны. Наши потери в ходе этих постановок составили Ил-4 комэска-3 майора