извещают нас.
— Эти вести могут оказаться ложными, — предупредил Неши, всегда державшийся настороже. — Будем бдительны, чтобы не попасться в раскинутую для нас ловушку.
— Бдительность никогда не мешает, — согласилась Яххотеп, — но я склонна поверить, что нам сообщили правду. Мы получили подтверждение смерти Яннаса. Во главе войска гиксосов отныне поставлен главный казначей Хамуди. В Аварисе казни. Хамуди преследует сподвижников Яннаса, бросает их в тюрьмы и убивает.
— Не собирается ли Хамуди напасть на нас? — осведомился градоправитель Эмхеб.
— Об этом ничего неизвестно. Мы знаем только о чудовищных казнях, которым подверглись видные лица города.
— Наши враги пожирают сами себя, — заметил управитель дворца Карис. — Их необузданность и злоба подтачивают их изнутри.
— Нам подают новый судьбоносный знак! — воскликнул Хирей. — Пришел час двинуть наши войска на гиксосов.
Усач и Афганец кивнули.
— Есть ли среди нас тот, кто придерживается иного мнения? — задала вопрос Яххотеп.
Многозначительная тишина послужила ей ответом.
— Итак, совет единодушен, — заключила царица, — но решение может принять только фараон.
— Так приготовимся же покинуть Фивы, — объявил Яхмос.
Похорошевшая, отдохнувшая, счастливая материнством и несчастная оттого, что начинаются боевые действия, Нефертари шла рядом с Яххотеп по аллее дворцового сада.
— Ты опять одна в ответе за нашу столицу, Нефертари. Война будет жестокой, не на жизнь, а на смерть. Никто не может сказать, каков будет ее исход. Как его отец и старший брат, Яхмос будет сражаться в первых радах, вдохновляя воинов своим примером, изгоняя страх из их сердец, вдыхая в них мужество. Мы бросаем вызов царству тьмы, и, быть может, ни мой сын, ни я не вернемся. Поэтому я должна отдать распоряжения и принять меры, которые касаются в первую очередь тебя.
Царственная супруга фараона не произнесла ни одного лишнего слова. Ее долг — сохранить наследника трона. Она должна смотреть на вещи столь же трезво, как Яххотеп.
— У меня никогда не хватало времени на радости жизни, Нефертари, но я надеюсь, что у тебя все будет по-другому. Однако, если судьба окажется немилостивой, ты не будешь иметь права на слабость.
Женщины направились в Карнакский храм. Там их ожидали фараон Яхмос и верховный жрец Джехути. Церемония началась с обрядов очищения, затем все четверо пересекли открытый внутренний двор и пришли в святилище, где Яхмос проходил обряд коронации.
Нефертари с удивлением увидела там стелу с длинной надписью, которую Яхмос прочитал вслух:
— По велению царицы Яххотеп я дарую царственной супруге фараона титул Супруги бога и должность второй служительницы Амона. Ей предстоит управлять Карнакским храмом вместе с верховным жрецом. Она должна будет одаривать храм золотом, серебром, одеждами, благовониями, землями и слугами. Да будет храм процветать и благоденствовать, радуя сердце Амона и поддерживая в нем благоволение к земле Египта, любимой богами.
Нефертари низко склонилась перед фараоном.
— Ты одел меня, когда я не имела одежды, наделил богатством, когда я была бедна. Все данное тобой принадлежит храму и будет служить силам созидания, которыми проникнут этот храм.
Яххотеп поцеловала новую Супругу бога, которая заступит на ее место, если ей самой будет суждено погибнуть от руки гиксосов.
На следующий день, едва забрезжил рассвет, Яххотеп вместе с фараоном, его супругой и несколькими воинами-телохранителями переплыли на западный берег Нила. Перед ними вновь промчались колесницы, демонстрируя свои боевые качества — устойчивость, подвижность, быстроту.
Яххотеп остановилась у входа в долину, защищенную холмами.
— Подлинное богатство Египта — это его умельцы. Пока я и мой сын будем сражаться против гиксосов, ты, Яхмос-Нефертари, построишь здесь селение ремесленников и назовешь его Место Истины.[7] Мастера будут работать вдалеке от глаз и ушей непосвященных, изготовляя священные предметы для служения богам. В них воплотится Маат, Истина и Закон мироздания. Собери туда только тех, кто покажется тебе достойным подобного труда, подвергни их испытаниям, а потом, согласно древним обычаям, обряду посвящения. Будь непримирима к их недостаткам и изъянам. Главное в мастере — добродетель. Самый старый фиванский мастер золотых дел будет твоим помощником. Вот его дар фараону, взгляни.
Царица протянула Яхмосу нагрудный знак из золота с сердоликом, лазуритом и бирюзой. На нем был изображен фараон, стоящий на лодке, а справа и слева от него — боги Амон и Ра. Они держали в руках сосуды, омывая фараона священными водами, символизировавшими божественную силу и чистоту.[8]
— Теперь, — сказала Яххотеп, — мы готовы к отплытию в Пер-Камос.
Управляющий Карис встретил царицу у дверей.
— Госпожа, час тому назад к вам прибыл гость. Я отвел ему покои во дворце, но не оставил без надлежащего надзора. Ему отнесли вина и жаркое из зайца, он съел и потребовал еще.
— Кто это?
— Критянин, он снова приехал в Фивы.
Линас совсем не изменился.
— Путешествие было благополучным?
— Изнуряющим, госпожа. Море капризничало, ветры дули в противоположную сторону. Не будь я опытным моряком, давно бы утонул, к моему и вашему прискорбию.
— Значит, ты приплыл с добрыми вестями?
— Позвольте мне вручить вам дары от Миноса Великого — боевой топор, украшенный грифонами, и кинжал с изображением льва, нацелившегося на добычу. Рукоять у него в виде головы быка, которую сделал своим знаком Минос Великий.[9]
— Он жив?
— Он вернулся из пещер с ответом оракула, и не пощадил никого, кто хотел в его отсутствие завладеть престолом. Он желает вам мощи льва и волшебной силы грифонов, чтобы одолеть ваших врагов гиксосов.
— Если я правильно поняла, то отныне наших общих врагов?
— Крит признает вас своей владычицей, отдает себя под ваше покровительство и не платит больше дани гиксосам ни людьми, ни золотом. Повсюду, куда только доплывут моряки-критяне, они будут распространять весть о том, что царица Свобода воюет с владыкой гиксосов, который не в силах ей противостоять.
40
Он остался последним из военачальников, сражавшихся бок о бок с Яннасом во всех землях обширного царства гиксосов. К пятидесяти семи годам он был изранен, прославлен и жил аскетом в выделенных ему покоях с двумя слугами.
Его боевых товарищей или казнили, или отправили на каторгу, о существовании которой он до поры до времени не задумывался. А когда задумался, то стал запирать двери покрепче и пить. Но вино не разгоняло тяжелых мыслей. Вопросы все настойчивее стучали в виски.
Как случилось, что главный казначей посмел арестовать достойных воинов-гиксосов?!
Почему верховный владыка поддался злой воле сумасшедшего Хамуди, обуреваемого одной лишь
