хлестала сквозь пальцы, а поврежденный скафандр стремительно менял окраску с белого на черный, с зеленого на коричневый, с красновато-желтого на светло-салатовый.

Не знаю, сколько времени я смотрел в ту сторону. Наверное, достаточно долго, потому что успел увидеть, как наш врач подбежал к Перри, чтобы оказать помощь. Когда же я снова обернулся, тауранцы были уже в двух шагах от меня.

Первый выстрел я сделал навскидку, не целясь, и луч лазера ушел слишком высоко, однако он все же задел верхушку защитной сферы какого-то тауранца. Тонкая пленка исчезла, тауранец споткнулся и рухнул, судорожно корчась, прямо мне под ноги. Из его ротового отверстия пошла густая пена; сначала она была бледно-розовой, потом покраснела. Тело содрогнулось в последней конвульсии, напряглось, потом вдруг выгнулось дугой и как будто окостенело. Напоминающий высокий визг вопль тауранца оборвался, когда его товарищи, не в силах остановиться, топтали лежащее тело, и я поймал себя на том, что улыбаюсь.

Впрочем, я тотчас возненавидел себя за эту улыбку. Это была настоящая бойня, хотя на нашем фланге тауранцы превосходили нас численно чуть ли не впятеро. Они не останавливались, даже когда им приходилось карабкаться на тела — или части тел, — которые громоздились параллельно нашему флангу. Земля между нами стала скользкой и красной от тауранской крови (у всех Божьих тварей в крови есть гемоглобин), а их внутренности — как и внутренности «медвежат» — были, на мой непросвещенный взгляд, до странности похожи на человеческие. Мой шлем буквально звенел от истерического смеха моих товарищей, рубивших тауранцев, словно котлеты; за этим шумом я едва расслышал приказ Кортеса:

— Не стрелять! Я сказал — прекратить огонь, черт вас возьми! Поймайте мне пару ублюдков — они не причинят вам никакого вреда.

Я перестал стрелять; вскоре и остальные прекратили огонь. Когда же очередной тауранец перепрыгнул через дымящуюся груду мяса передо мной, я бросился вперед, чтобы схватить его за ноги.

Но это оказалось непростым делом. Удержать тауранца было так же трудно, как намыленный воздушный шар. Я пытался повалить его, но он просто выскальзывал из моих рук и продолжал бежать.

В конце концов нам все же удалось поймать одного мерзавца, но для этого потребовалось не меньше полудюжины человек, которые навалились на него все сразу. Пока мы возились с ним, уцелевшим тау- ранцам удалось прорваться сквозь наши боевые порядки, и теперь они неслись к стоявшим вертикально цилиндрам, которые, по словам Кортеса, вероятно, служили для хранения каких-то материалов. Теперь в основании каждого цилиндра открылась небольшая дверца.

— Мы взяли пленного. Уничтожить остальных! — крикнул Кортес.

— Беглый огонь!

Но тауранцы были от нас уже метрах в пятидесяти, к тому же они не бежали, а передвигались скачками, и попасть в них было нелегко. Лучи лазеров били то слева, то справа, то выше, то ниже целей. Один тауранец упал, разрезанный чуть не пополам, но остальные продолжали свой полубег-полуполет и уже достигли цилиндров, когда в дело вступили гранатометчики.

Наши гранатометы все еще были заряжены пятисотмикротонными выстрелами, но тауранцев защищала их прозрачная оболочка. Даже близкий взрыв не причинял им заметного вреда — ударная волна просто разбрасывала их, как кегли.

— Здания! Огонь по зданиям! — прокричал Кортес. Гранатометчики прицелились и дали залп, однако пламя лишь обожгло белую блестящую поверхность загадочных цилиндров. Но вот один выстрел угодил в дверь здания, и оно, словно по шву, развалилось на две аккуратные половинки. В воздух поднялся столб бледного пламени, которое почти сразу погасло, взлетели обломки каких-то механизмов. После этого гранатометчики сосредоточили весь огонь на дверях, лишь изредка выпуская один выстрел в сторону тауранцев — не столько для того, чтобы уничтожить кого-то из них, столько для того, чтобы помешать им скрыться внутри зданий.

А им, похоже, хотелось этого больше всего на свете.

Пока гранатометчики бомбили цилиндры, мы продолжали поливать мечущихся из стороны в сторону тауранцев огнем лазеров. Мы даже приблизились к ним, но ненамного, чтобы не пострадать от взрывов пятисотмикротонных бомб, и поэтому по-прежнему не могли целиться как следует. Впрочем, время от времени то один, то другой тауранец попадал под случайный выстрел и падал под ноги остальным. Гранатометчикам удалось уничтожить уже четыре цилиндра из семи. Когда тауранцев осталось всего двое, ударная волна от близкого взрыва швырнула одного из них буквально к дверям цилиндра. Не растерявшись, он юркнул внутрь. Гранатометчики дали ему вслед залп, но все выстрелы сдетонировали на поверхности цилиндра, нисколько ему не повредив. Разрывы следовали один за другим, но их беспорядочный треск был вдруг заглушен густым, глубоким гулом, похожим на вздох великана, и там, где только что стоял цилиндр, мы увидели высокую и прямую, словно по линейке проведенную, колонну плотного дыма, которая протянулась до самой стратосферы.

Я еще успел увидеть, как второго тауранца, тоже сумевшего подобраться к самым дверям цилиндра, разорвало на куски. Потом ударная волна толкнула меня в грудь, я не удержался на ногах и покатился по земле, пока не застрял в окровавленной груде тауранских тел.

— Хватайте его! Ловите эту сволочь! — В суматохе пленный тауранец ухитрился вырваться и теперь мчался к зарослям травы. Одно отделение, оставив позиции, устремилось в погоню. Подоспевшая группа В уже отрезала беглецу путь к спасению, и я, вскочив на ноги, поспешил принять участие в забаве.

— Рассредоточиться! — рявкнул Кортес. — Может быть, целая тысяча этих тварей только и ждет, чтобы вы собрались в кучу, как бараны.

Мы нехотя рассредоточились. Никто не высказал этого вслух, но в глубине души каждый был уверен, что на планете не осталось больше ни одного живого тауранца.

Когда я вернулся на место, Кортес уже шагал к тауранцу, которого с разных сторон окружили четверо. Внезапно я увидел, как изо рта инопланетянина хлынула розоватая пена. Прозрачная оболочка вокруг него исчезла. Очевидно, видя безвыходность положения, тауранец покончил с собой.

— Проклятие! — Кортес был уже совсем рядом. — Отойдите-ка… — Рядовые попятились, и сержант с помощью ручного лазера превратил тауранца в груду трепещущих останков. Приятное зрелище.

— О’кей, поймаем другого. Всем — внимание! Построиться клином, приготовиться к штурму «ромашки». Вперед!..

Мы пошли на приступ, но «ромашка», очевидно, исчерпала весь свой боезапас. Она по-прежнему громогласно рыгала, но никаких пузырей мы не видели. Внутри оказалось пусто. Тщетно мы носились по коридорам и наклонным пандусам, держа наготове «лазерные пальцы», словно детишки, играющие в войну в заброшенном здании. Ни одного тауранца мы так и не нашли.

То же самое ожидало нас в здании с антенной на крыше, в здании-«колбасе» и остальных сорока четырех строениях. Нам удалось захватить неповрежденными почти полсотни зданий, предназначение которых так и осталось неясным, однако главную задачу мы так и не выполнили. Нам не удалось взять в плен живого тауранца, с которым могли бы экспериментировать наши ксенобиологи. Впрочем, им досталась целая куча разнородных останков, из которых при желании можно было составить один-два целеньких трупа.

После того, как мы прочесали всю базу, к нам прибыл разведывательный корабль с исследовательской группой на борту. Это были специалисты и ученые Звездного Флота. Кортес скомандовал:

— О’кей, просыпайтесь. — И постгипнотическое внушение растаяло в считанные секунды.

Поначалу нам всем пришлось очень нелегко. Некоторые — например, Дебби и Меригэй — едва не сошли с ума при воспоминании о недавней бойне. Но Кортес приказал всем принять по седативной таблетке (по две тем, кто никак не мог взять себя в руки). Лично я съел две пилюли, хотя и не получал такого приказа. Думаю, многие поступили так же, потому что это действительно была самая настоящая бойня. После того как мы научились уклоняться от «пузырей» — этих средств поражения летающих объектов, — нам вообще ничто не угрожало, так как у тауранцев, похоже, просто не было концепции непосредственного боевого столкновения. Первый контакт между человечеством и другой разумной расой свелся к тому, что мы просто согнали их в кучу и перебили по одному. А ведь все могло бы быть совсем иначе, если бы мы сели на травку и попытались объясниться.

Впрочем, это мог быть и второй наш контакт с разумными существами, однако и с «медвежатами» мы