— Ну, я — христианка.

— Хорошо. Вспомните себя в храме, в церковном храме. Вы же бывали в нем?

— Конечно! Но к чему все это, давайте ближе к делу, а? Я не настолько тупа, как вам могло показаться. Просто мысли прятать не умею, а в остальном… На Земле меня считали умной.

Зольд откровенно рассмеялся. Люда тоже улыбнулась.

— Хорошо. Я просто расскажу, а вы спрашивайте по ходу, если что не понятно. Чтобы отвлечься от ненужных мыслей, люди поют молитвы. И это не только у христиан. Это практикуется во всех религиях землян — и в буддизме, и у мусульман, и у иудеев. Молитва, или мантра, или псалом — это, по сути, набор звуков, создающих вибрации, которые в свою очередь создают некое энергетическое поле вокруг поющего. Это поле препятствует проникновению отвлекающих мыслей. Так происходит единение с богом, как у вас говорят. Также происходит и сосредоточение на нужном объекте информации внутри поющего.

— Я не пойму вот что. Мысль, она, что, не в моей голове? Вот я подумала о вас. Это же Я подумала. А вы говорите так, будто эти мысли прилетели ко мне.

— Так и есть, Людмила. В нашей памяти хранятся определенные образы. Такая картотека картинок, собранных из мелких деталей. К каждой такой детали есть вход. Между ними есть сцепление, проводимость. Мысль — это внешний раздражитель. Этакий электрический разряд. Их много и они повсюду. Ваша энергетическая система, в данном случае — ментальный слой, настроена на разряды определенной силы. Те, которые слабее вашего потенциала, до вас не долетят, даже не приблизятся. А вот те, которые находятся с вами в равновесии, они и проникают.

— А те, которые сильнее?

— Пробьют. Как мысль, посланная иреносом, например.

Люда выпучила глаза, подражая представителям все еще пугающей ее расы. Зольд укоризненно поводил пальцем.

— Вернемся к моему образу. Есть мысли: мужчина, красив, одет, шаровары и так далее. Они, как молнии, пробивают ваше поле, проходят к сознанию и тормошат, пробуждают определенные ячейки памяти, где хранятся образы. Отдельные картинки образов сливаются, получается такая большая мысль обо мне. И, заметьте, совершенно определенная! Кто-то другой, глядя на меня, будет думать обо мне по- другому, в другом контексте. Пойдем дальше. Вибрации от повторяющихся слов закрывают ваше сознание, как шлем. Представьте себе прозрачный шлем на голове. Мысли продолжают вас атаковать, но натыкаются на препятствие. И что тогда?

— Что?

— Вы свободны от составления навязанного образа. Но ваш мозг не может оставаться бездейственным, ему нужна работа. А у вас есть цель — найти нужные образы в своем хранилище памяти и воспроизвести их. Собрать некую подборку картинок, объединенных одной темой. Пока внешние раздражители ячеек с образами не могут до них добраться, вы сами посылаете нужные импульсы своему сознанию, и оно, следуя вашему запросу, ищет и составляет нужные образы, которые, объединившись в ту самую картотеку, и передаются с помощью вот этого обруча. Понятно?

Люда задумалась. Есть, конечно, над чем еще поразмыслить, но в принципе она поняла, что отогнать ненужные мысли — надо же, ведь всегда так и говорят «отогнать»! — можно с помощью молитвы или повторяющихся слов.

— А песня пойдет вместо молитвы, обычная песня?

Зольд покачал головой.

— Не всякая. Ваши молитвы очень умно составлены. Каждое слово на своем месте. Именно такой набор звуков, переходы от одного слова к другому, и создают необходимый для мысленного вакуума вибрационный слой. Если вы не помните ваши молитвы, я вам напомню. Самая лучшая — это «Отче наш».

— А буддистские пойдут?

— Пойдут. Я просто думал, что вы как христианка…

— Я же говорю, что я, скажем, не соблюдала всего того, что надо, и не молилась каждый день, только по книжке, когда уж очень приспичит. Потому наизусть и не помню. А вот буддистские я помню — они короткие и состоят только из звуков, во всяком случае, слов таких я не знаю.

— А откуда вы знаете буддистские? — Зольд удивлялся землянам. В них столько противоречий! Исповедовать одну религию, а наизусть знать молитвы другой.

— А, — отмахнулась Люда, — йогой занималась, мы пели на занятиях по медитации.

— Йогой? Индийской религией?

Люда отвела взгляд. Какие же они непонятливые, эти лиринийцы! И все у них правильно! И с юмором туго. Хотя, этот вроде юмор понимает… Ой! — Люда вспомнила, что сейчас она, как раскрытая книга и все ее мысли «этому» доступны. Она забормотала первую пришедшую на ум мантру.

— Ом, мане, падме, хум, ом, мане, падме, хум…

— Можно про себя и легче, певуче и думайте в это время о Земле.

— Как о Земле? — Люда прервалась. — Вы сказали, что я прочитаю ваши мысли, значит, надо думать о вас?

Зольд улыбнулся.

— Давайте так: сначала мы попробуем получить проекцию хотя бы одного образа, связанного с вашей планетой, а потом я скажу вам, как войти в мое поле и прочитать мои мысли. Договорились?

Вместо ответа Люда снова забормотала мантру.

Зольд уставился на проектор. Зеленое поле экрана и не думало меняться. Оно лишь дрожало, словно кто-то или что-то создавало помехи, но вот стали появляться размытые очертания гор. Зольд припал к экрану. Картинка стабилизировалась, и лириниец увидел великолепный пейзаж: заснеженные вершины на фоне синего неба, отблески золотого света на ледниках и море темной зелени внизу, под пиками. На переднем плане — огромное животное: крупная морда, большие стоячие уши, чуткий нос. Животное смотрело с экрана прямо на Зольда, и от этого взгляда у лиринийца прихватило дыхание.

— Кто это?

— Лошадь.

Картинка исчезла, но Зольд нажал на одну из кнопок, и она появилась на экране вновь.

Людмила сняла обруч и подошла сзади. По ее щекам текли слезы. Она смотрела на лошадь, которая тогда не испугалась ее и не убежала, а стояла и смотрела на туристку прямо, словно вопрошая: «Ты кто? Ты зачем здесь?»

— Это в горах Киргизии. Там очень красиво.

Зольд обернулся. Встал. Он не понимал, почему девушка плачет. Возможно, эта лошадь так дорога ей, и, возможно, ее уже нет в живых…

— Все просто, дорогой Зольд. Я скучаю по Земле.

— Вы прочитали мои мысли?

— Нет, я поняла ТВОЙ взгляд. Видишь ли, мы, земляне, умеем читать взгляды, — Люда смахнула слезы. — А теперь давай учиться читать твои мысли!

— Для этого ТЕБЕ нужно научиться создавать вибрационное поле без мантр. Создавать и расширять. Когда ты сможешь его слить с моим полем, тогда все мои мысли станут тебе доступны.

Люда взмахнула руками.

— Ах, хитрец! Всего-то надо — создавать, расширять, и читай себе на здоровье!

— Да, я схитрил, — сознался Зольд, — но надо же было как-то вас… тебя расшевелить.

Игра с местоимениями забавляла его. «Ты» создавало более теплую атмосферу взаимоотношений, чем «вы». И он легко принял тон, предложенный девушкой.

Массивная дверь кабинета открылась и вошла Ирина. Зольд встал, приветствуя Княгиню. Ира уже привыкла к такому вниманию и спокойно принимала поклоны. А вот Люда при этом хмыкала. Ей все эти «церемониальности» казались пережитками феодализма. Слишком все у лиринийцев напоминало средние века человечества. Одежда, дворец, поклоны… И так все это не вязалось с современной техникой, которой на Лирине было предостаточно. Как ни крути, а одними образами жив не будешь. Но и в техническом прогрессе должно быть чувство меры. Это Людмила приняла, потому так усердно занималась с Зольдом, чтобы потом на Земле показать, что и человек на многое способен.