было расположено поддерживать своего тирана*⁹). Но воспоминание о жестокостях, совершавшихся его министрами после неудачного восстания Непоциаиа, оставили в сердцах римлян глубокое чувство отвращения и ненависти. Этот опрометчивый юноша (он был сын пргацессы Евтропии и племянник Константина) пришел в негодование при виде того, что вероломный варвар сделался повелителем запада. Вооружив отчаянную толпу рабов и гладиаторов, он одолел слабую стражу, охранявшую в Риме внутреннее спокойствие, принял изъявления преданности от сената и титул августа и процарствовал среди смут четыре недели. Прибытие регулярных войск положило конец его честолюбивым надеждам; восстание было потушено в крови Непоциана, его матери Евтропии и его приверженцев, а проскрипции распространились на всех, кто имел что-либо общее с именем или с семейством

Константина⁹⁰’. Но лишь только Констанций овладел, после бятеы при Мурсе, побережьем Далмации, отрад знатных изгнанников, снарядивших флот в одной из гаваней Адриатического моря, явился в лагерь победителя, чтобы просить его о покровительстве и об отмщении. Благодаря их тайным сношениям со своими соотечественниками, Рим и италийские города согласились развернуть на свонх стенах знамя Констанция. Признательные ветераны, обогащенные щедростью отца, заявили о своей благодарности и преданности сыну. Кавалерия, лтмям и италийские вспомогательные войска возобновили присягу в верности Констанцию, а узурпатор, встревоженный тем, что все покидали его, был вынужден отступить за Альпы в галльские провинции вместе с теми остатками своей армии, которые еще оставались ему верными. Впрочем, те отряды, которые были посланы вслед за Магнен-цием с приказанием ускорить или пресечь его бегство, вели себя с обычной для победителей непредусмотрительностью; они доставили ему случай напасть в равнинах близ Павии на своих преследователей и удовлетворить свою ярость бесполезной победой и кровопролитием⁹¹).

Следовавшие одно за другим несчастья довели гордого Магненция до того, что он стал просить мира, но просил напрасно. Сначала он отправил для переговоров одного сенатора, к способностям которого имел доверие, а потом нескольких епископов, рассчитывая, что благодаря своему священному званию они найдут более благосклонный прием; от предлагал отказаться от императорского звания и обещал посвятить остаток своей жизни на службу императору. Но хотя Констанций охотно миловал и снова принимал к себе на службу всех, кто покидал знамя мятежа⁹²), он объявил о своей непоколебимой решимости подвергнуть заслуженному наказанию преступления убийцы, против которого он готовился направить со всех сторон свои победоносные войска. Императорский флот без труда овладел Африкой и Испанией, поддержал поколебленную верность мавританских народов и высадил на сушу значительные силы, которые перешли через Пиренеи и приблизились к Лиону, который был последним и роковым пристанищем Магненция⁹³). И прежде никогда не отличавшийся своим милосердием тиран был вынужден трудностями своего положения прибегать к разным угнетениям, чтобы немедленно собрать с городов Галлии денежные средства для борьбы⁹⁴). Их терпение наконец истощилось, и Трир - главный центр преторского управления - падал сигнал к восстанию, затворив свои ворота перед Деценцием, который был возведен своим братом или в звание цезаря или в звание августа⁹⁵⁵. От Трира Децеиций был вынужден отступить к Сенсу, где он был окружен армией германцев, которые научились мешаться во внутренние распри римлян благодаря пагубным хитростям Констанция⁹⁶). Между тем императорские войска проложили себе силой путь через Котгийскне Альпы, и в кровопролитном сражении при горе Селевке за приверженцами Магненция бесповоротно упрочилось название бунтовщиков⁹⁷). Магненцнй уже не был в состоянии собрать новую армию; верность его телохранителей была поколеблена, а когда он появлялся перед публикой с намерением ободрить ее своими увещаниями, его приветствовали единогласными возгласами: «Да здравствует император Констанций!» Тиран наконец понял, что все готовятся заслужить помилование и награды принесением в жертву самого главного виновного, и предупредил эти намерения, бросившись на свой меч**); эта смерть была более легка и более достойна, нежели смерть от руки такого врага, который мог прикрыть свою злобу благовидной ссылкой на требования справедливости и на братскую привязанность. Примеру самоубийцы последовал и Деценций, удавившийся при известии о смерти своего брата. Зачинщик заговора Марцеллин исчез еще во время сражения при Мурсе⁹⁹), а казнь остававшихся в живых вожаков преступного и неудачного мятежа восстановила общественное спокойствие. Было приступлено к строгим розыскам касательно всех, кто волей или неволей был замешан в восстании. Для расследования тайных остатков заговора в отдаленной Британии был послан Павел, прозванный Catena за свое необыкновенное умение придавать тирании внешний вид правосудия. Благородное негодование, выраженное ви-це-нрефектом этого острова Мартином, было принято за доказательство его собственной виновности, и этот правитель был поставлен в необходимость пронзить свою грудь тем самым мечом, которым он в гневе ранил императорского уполномоченного. Совершенно невинные западные подданные подверглись ссылкам и конфискации имений, пыткам и смертной казни, а так как трусливые люди всеща бывают жестокосерды, то душа Констанция была недоступна состраданию¹⁰⁰).

^Onnese trompera point sur Constants en croyant tout le mal qu’en dit Eusebe, et tout le bien qu'en dit Zostma Флери, Hist EcdesiastiQue, ч. 3, стр. 233. Действительно, Евсевий и Зосим впадают в две противоположные крайности лести и ругательств. Среднего мемаду ними оттенка придерживаются писатели, которых характер или положение смягчали влияние их релегиозного рвения (Есть много пунктов сходства мемаду Константином и Генрихом Восьмым. Оба они одинаково придерживались политики, основанной на личных интересах: ни у того, ни у другого не было ни малейшего понятия о принципах. Оба они ограбили богатые учреждения, которые они ниспровергли; оба они противились заблуждению и поддерживали истину только в той мере, в какой первое нарушало их собственные интересы, а вторая удовлетворяла их. Но, действуя в одном духе, они пробудили два различных умственных движения одно из них привело к двенадцати векам мрака, а другое зажгло светоч, который все делался более и более ярким в течение трехсот пяпдосят лет и будущий блеск которого невозможно ограничить никакими пределами. Здесь будет уместно привести мнение Нибура о Константине. «Суидение о нем Гиббона очень основательно; менаду другими писателями он находил лишь фанатических поклонников или порицателей, а манера восточной церкви делать из него кумира лишь может толкнуть нас в противоположную крайность. Мотивы, побудившие его ввести христианскую религию, как кажется, быт очень странны. Какую бы он ни имел в своей голове религию, она могла быть нечем иным, как беспорядочной смесью. На своих монетах он вычеканивал слова Sot invictus; он поклонялся языческим богам, обращался за советами к гаруспи-кам, гфидерживался языческих суеверий, а менаду тем запирал языческие храмы и строил христианские церкви. Как председатель Никейского собора он может воз-буяадать в нас лишь отвращение; он сам не был христианином и не хотел креститься до тех пор, пока не настали последние минуты его жизни. Он привязался к христианской вере как к суеверию, которое он смешивал в одно со своими другими суевериями. Поэтому, когда восточные писатели говорят о нем, как о isapostolos (равноапостольный. - Примеч. ред) они не понимают, что они говорят, а называть его святым значит профанировать это название». (Лекции о Рим. Ист. ч.

3, стр. 303-Издм)

^ Сведения о прекрасных качествах Константина извлечены большей частью из сочинений Евтропия и младшего Виктора - двух добросовестных язычников, писавших уже после того, как прекратился род Константина Даже Зосим и император Юлиан отдают справедливость личному мужеству и военным дарованиям Константина.

³⁾ См» Евтропия, X, 6. In prime Imperii tempore optimis principibus. ultimo mediis comparandus. Древний греческий перевод Пэния (изд. Гаверкампа, стр. 697) заставляет меня подозревать, что у Евтропия было первоначально сказано: vix mediis и что это оскорбительное односложное слово было выпущено вследствие намеренной небрежности переписчиков. Аврелий Виктор выражает общее мнение поговоркой, которая была в то время в ходу, но для нас непонятна: Trachala decem annis praestantissimus; duodecim sequentibus latro; decem novissimis pupillus ob immodicas profusiones.

^ Юлиан, Orat стр. В (эта льстивая речь была произнесена в присутствии сына Константина) и Caesares, стр. 335. Зосим, стр. 114,115. На великолепные здания Константинополя и др. можно указать как на долговечные и неоспоримые доказательства расточительности Константина.

® Беспристрастный Аммиан заслуживает нашего полного доверия Proximorum fauces aperuit primus omnium Constantinus (кн. 16, гл. 8). Даже Евсевий сознает это злоупотребление (Vrt. Constants кн. 4, гп 29,54), а некоторые из императорских законов слегка намекают на средства для его исправления См. выше