старались уверить, что республика просит их разорвать узы наследственного рабства и, выбором деятельного и бдительного монарха наградить те самые добродетели, которые возвысили предков Константина из звания простых граждан до владычества над целым миром. Когца все было готово для приведения заговора в исполнение, Марцеллин, под предлогом празднования дня рождения своего сына, пригласил на роскошный пир носивших титулы illustres и spectabiles особ галльского двора) который находился в ту пору в городе Оте-не. Хозяин дома с намерением продлил праздничные увеселения далеко за полночь, и ничего не подозревавшие гости увлеклись в своих разговорах опасной и преступной иесгес- няемостыо.

Вдруг двери растворились и удалившийся на несколько минут Магаенций возвратился к гостям украшенный диадемой и императорской мантией. Заговорщики тотчас приветствовали его титулами августа и императора. Удивление, страх, опьянение, честолюбивые надежды и незнакомство остальных гостей с причинами случившегося заставили этих последних присоединить их голоса к общим приветствиям. Гвардейцы поспешили принести присягу верности; городские ворота были заперты, и, прежде чем рассвело, Магненций уже был хозяином армии, дворцовой казны и города Отена. Он надеялся, что благодаря тайне н поспешности, с которой велось все это дело, ему удастся захватить врасплох Константа, предававшегося в окрестных лесах своему любимому занятию охотой или, может быть, каким-нибудь другим, более секретным и более безнравственным забавам. Покинутый своими солдатами и не любимый своими подданными Констант не был в состоянии сопротивляться, но быстро долетевшие до него слухи о случившемся давали ему достаточно времени, чтобы спастись бегством. Однако он не успел добраться до одной из испанских приморских гаваней, где он намеревался сесть на корабль; он был настигаут подле Елены⁷¹) у подножия Пиренеев отрядом легкой кавалерии, начальник которого, не обращая никакого внимания на святость храма, исполнил возложенное на него поручение, умертвив Константинова сына⁷²).

Лишь только смерть Константа упрочила этот легко удавшийся, но очень важный переворот, примеру отенского двора последовали западные провинции. Власть Магненция была признана на всем протяжении двух обширных префектур - галльской и италийской, а узурпатор стал собирать, при помощи всякого рода притеснений, такие сокровища, которые дали бы ему возможность выдать обещанные им огромные денежные награды и покрыть расходы междоусобной войны. Воинственные иллирийские провинции, от берегов Дуная до крайних пределов Греции, давно уже управлялись престарелым генералом Ветранионом, который был любим за простоту своего обхождения и приобрел некоторую известность своей опытностью и военными заслугами⁷³). Будучи привязан к семейству Константина и привычкой, и чувством долга, и признательностью, он немедленно обратился к един-ствениому оставшемуся в живых сыну своего покойного государя с самыми горячими уверениями, что он сам и его армия с непоколебимой преданностью помогут ему подвергнуть галльского изменника заслуженному наказанию. Но находившиеся под начальством Ветраниона легионы были скорей увлечены, нежели раздражены примером восстания; их вождь скоро обнаружил недостаток твердости или искренности, а его честолюбие нашло для себя приличный предлог в одобрении принцессы Константины. Эта жестокая и честолюбивая женщина, получившая от своего отца, Константина Великого, титул августы, собственными руками возложила корону на голову иллирийского генерала и, по-видимому, ожидала от его торжества исполнения тех безграничных надежд, которые были разрушены смертью ее супруга Анннбалиана. Может быть, без одобрения Константины новый император вступил в необходимый для него, но унизительный союз с узурпатором, только что запятнавшим свою императорскую мантню кровью ее родного брата⁷⁴⁾.

Известие об этих важных событиях, так глубоко затрагивавших и честь, и безопасность императорского дома, заставило Констанция отказаться от бесславного продолжения персидской войны. Он поручил заботу о востоке своим генералам, а впоследствии своему двоюродному брату Галлу, возведенному им из тюрьмы на ступени трона, и отправился сам в Европу, волнуемый то надеждой и страхом, то скорбью и негодованием. Прибывши в Гера клею, во Фракии, император принял в аудиенции послов Магненция и Ветраниона. Главный зачинщик заговора Марцеллин, о котором почти можно сказать, что он был тот, кто облек своего нового повелителя в императорскую мантию, смело принял на себя это опасное поручение, а его три сотоварища были выбраны между самыми высокими гражданскими и военными сановниками. Этим депутатам было поручаю смягчить гнев Констанция и возбудить в нем опасения за будущее. Они были уполномочены предложить ему дружбу и союз с западными монархами, упрочить взаимное согласие двойным бракосочетанием - Констанция с дочерью Магненция и самого Магненция с честолюбивой Константиной, и признать особым трактатом первенство, на которое мог заявлять основательные притязания восточный император. В случае если бы из гордости или из ошибочного понимания своего долга Констанций отверг эти справедливые условия, послам было приказано поставить ему на вид, что его неблагоразумие неизбежно приведет его к гибели, если он вызовет западных монархов на бой и заставит их употребить против него в дело мужество ¦ военное искусство тех самых легионов, которым дом Константина был обязан столькими триумфами. И эти предложения, и эти аргументы, по-видимому, заслуживали самого серьезного внимания; Констанций отложил свой ответ до следующего дня, а так как он сознавал необходимость оправдать в мнении народа междоусобную войну, то он обратился с следующими словами к собравшемуся совету, который выслушал их если не с искренним, то с притворным доверием: «Прошлой ночью, - сказал он, - после того как я лег спать, перед моими глазами предстала тень великого Константина, державшего в руках труп моего убитого брата, его хорошо знакомый голос поощрял меня на отмщение, он говорил мне, что я не должен отчаиваться за республику, и уверял меня, что успех и бессмертная слава увенчают справедливую с моей стороны войну». Авторитет этого видения или, скорей, авторитет ссылавшегося на него монарха положил конец всяким колебаниям и прекратил переговоры. Унизительные мирные условия были отвергнуты с негодованием. Один из уполномоченных тирана был отослан назад с высокомерным ответом Констанция; его товарищи_v как недостойные привилегий, установленных международными сношениями, были заключены в оковы, а враждующие стороны стали готовиться к беспощадной борьбе⁷⁵).

Так обошелся и, может быть, так был обязан обойтись брат Константа с вероломным узурпатором Галлии. Положение и характер Ветраниона давали ему право на более мягкое обхождение, и восточный император направил свою политику к тому, чтобы разъединить своих противников и отвлечь военные силы Иллирии от союза с мятежниками. Он без большого труда ввел в обман откровенного и простодушного Ветраниона, который в течение некоторого времени колебался между требованиями своей чести и своих интересов, явно обнаружил свою неискренность и мало-помалу запутался в сетях искусно веденных переговоров. Констанций признал его своим законным и равноправным соправителем с тем условием, что он откажется от постыдного союза с Маг-ненцнем и назначит на границах их взаимных владений место для свидания, где они могли бы скрепить свою дружбу взаимными клятвами в верности и с общего согласия установить способ ведения междоусобной войны. Вследствие этого соглашения Ветранион приблизился к городу Сардике⁷⁶⁾ во главе двадцати тысяч кавалерии и еще более многочисленного отряда пехоты; эти силы в такой мере превосходили силы Констанция, что жизнь и судьба этого последнего, по- видимому, были в руках иллирийского императора; но Констанций успел путем тайных переговоров склонить на свою сторону войска Ветраниона и подкопаться под его трон. Вожди, втайне принявшие сторону Констанция, устроили в его пользу публичное зрелище, рассчитанное на то, чтобы расшевелить и воспламенить страсти многочисленного сборища людей⁷⁷). Соединенным армиям приказано было собраться в обширной равнине подле города. Согласно с издревле установленными порядками, в центре был воздвигнут трибунал или, вернее, эстрада, с которой императоры обыкновенно обращались в торжественных или важных случаях с речью к войскам. Вокруг эстрады образовали громадный круг правильно выстроенные ряды римлян и варваров с мечами наголо или с поднятыми вверх копьями, эскадроны кавалерии и пехотные когорты, отличавшиеся разнообразием своего оружия и своих значков; внимательное молчание, которое они хранили, по временам нарушалось громкими взрывами неудовольствия или одобрения. В присутствии этого громадного сборища оба императора были приглашены объяснить положение общественных дел; первенство было предоставлено Констанцию в уважение его царственного происхождения, и, хотя он не отличался риторским искусством, он в этих трудных обстоятельствах исполнил свое дело с твердостью, ловкостью и красноречием. Первая часть его речи была направлена, по-видимому, только против тирана Галлии; но когда он выражал свою скорбь по поводу жестокого умерщвления Константа, он намекнул на то, что никто, кроме родного брата, не мог предъявлять