тяжеловооруженных легионов, которые, изнемогая от зноя и жажды, преследовали их по равнине и разбили наголову одетый в броню отряд кавалерии, поставленный перед входом в лагерь для того, чтобы прикрывать отступление. Сам Констанций, увлекшийся преследованием, тщетно старался сдержать горячность своих войск, доказывая им, как опасно подвигаться вперед при наступлении ночи и как нетрудно будет довершить победу с наступлением дня. Так как они полагались гораздо более на свою собственную храбрость, чем на опытность или искусство своего вождя, то они заглушили эти робкие советы своими криками и, с яростью устремившись вперед, заняли ров, разрушили вал и разбрелись по палаткам с целью восстановить свои истощенные силы и собрать, в награду за свои труды, богатую жатву. Но предусмотрительный Шапур выжидал той минуты, которая должна была доставить ему победу. Большая часть его армии, которая была расположена на высотах в безопасных позициях и была свидетельницей сражения, молча двинулась вперед под прикрытием ночного мрака, а персидские стрелки из лука, руководясь лагерным освещением, стали осыпать градом стрел безоружную и беспорядочную массу солдат. Историки искренно61) сознаются, что побежденные римляне подверглись страшной резне и что обратившиеся в бегство остатки легионов спаслись с неимоверным трудом. Даже снисходительные панегиристы, признающиеся, что слава императора была омрачена неповиновением его солдат, набрасывают покров на подробности этого печального отступления. А между тем одни из тех продажных ораторов, которые так горячо вступались за славу Констанция, рассказывает с поразительным хладнокровием о таком невероятном акте жестокосердия, который, в глазах потомства, наложит на честь императорского имени гораздо более черное пятно, нежели описанное отступление. В персидском лагере был взят в плен наследник персидского престола, сын Шапура. Этот несчастный юноша, вероятно, возбудил бы чувство сострадания в самом свирепом противнике, а бесчеловечные римляне били его, подвергли пыткам и публично предали смертной казни62).
Каковы бы ни были выгоды, доставленные Шапуру непрерывным рядом девяти побед, повсюду распространивших славу его храбрости и военных дарований, он не мог рассчитывать на осуществление своих замыслов, пока укрепленные города Месопотамии, и в особенности сильный и древний город Нисибин, оставались во власти римлян. Нисибин, со времен Лукулла по справедливости считавшийся оплотом востока, выдержал против Шапура в течение двенадцати лет три достопамятных осады, и обманутый в своих ожиданиях персидский монарх, возобновлявший свои нападения раз в течение шестидесяти дней, другой раз в течение восьмидесяти, а третий раз в течение ста, был каждый раз отражаем с потерями и с позором63). Этот обширный и многолюдный город находился почти в двух днях пути от Тигра посреди приятной и плодородной равнины у подножия горы Мазня. Его тройная кирпичная стена была окружена глубоким рвом64), а упорному сопротивлению графа Луцилиана и его гарнизона содействовало отчаянное мужество населения. Граждане Нисибнна были воодушевлены увещеваниями своего епископа65), приучились владеть оружием ввиду угрожавшей им опасности и были убеждены, что Шапур намеревался отвести их далеко от родины в рабство и вместо них поселить в городе персидскую колонию. Исход двух первых осад усилил их самоуверенность н раздражил надменного царя, который приступил в третий раз к Нисибину во главе соединенных сил Персии и Индии. Благодаря превосходству римлян в военном искусстве все машины, придуманные с целью разрушать или подкапывать стены, оказались бесполезными, и много дней было потрачено на бесплодные усилия прежде, нежели Шапур принял такое решение, которое было достойно восточного монарха, воображавшего, что даже элементы подчинены его власти. Во время таянья снегов ¦ Армении река Мигдоннй, отделяющая город Нисибин от равнины, разливается подобно Нилу66) по окружающей местности. Усилиями персов было приостановлено течение реки ниже города, и ее воды были с обеих сторон задержаны крепкими земляными насыпями. Флот из вооруженных судов, наполненных солдатами и машинами, метавшими пятисотфунтовые камни, двинулся по этому искусственному озеру в боевом порядке и сразился с защищавшими вал войсками почти на одном с ними уровне. Непреодолимая сила воды была попеременно габельна то для одной, то для другой стороны, пока наконец не обрушилась одна часть вала, не выдержавшая постоянно усиливавшегося напора, и не образовалась широкая брешь в сто пятьдесят футов длиной. Персы тотчас бросились на приступ, и исходом этой борьбы должна была решиться судьба Нисибина. Тяжеловооруженная кавалерия, шедшая во главе густой колонны пехоты, завязла в грязи, и значительная ее часть потонула в незаметных углублениях, наполненных прорвавшейся водой. Слоны, пришедшие в ярость от своих ран, увеличили беспорядок и передавили тысячи персидских стрелков. Великий царь, видевший с поставленного на возвышении трона неудачный ход сражения, с негодованием подал сигнал к отступлению и приостановил приступ на несколько часов. Но бдительные граждане Нисибина деятельно воспользовались наступившей темнотой, и на рассвете появилась новая стена вышиною в шесть футов, которая с каждой минутой все росла и прикрывала сделанную брешь. Несмотря на эту неудачу и на потерю более двадцати тысяч человек, Шапур продолжал осаду Нисибина с упорной настойчивостью и отказался от нее только ввиду необходимости защитить восточные провинции Персии от грозного вторжения массагетов67). Встревоженный известием об этой опасности, он поспешно снял осаду и быстро направился от берегов Тигра к беретам Окса. Вскоре вслед за тем опасности и трудности войны со скифами заставили его заключить или, по меньшей мере, соблюдать перемирие с римским императором; это перемирие было одинаково приятно для обоих монархов, так как после смерти двух своих братьев сам Констанций был вовлечен происшедшими на западе переворотами в такую междоусобную войну, для которой требовалось и, по-видимому, было недостаточно энергическое употребление в дело всех его военных сил.
Едва прошло три года со времени разделения империи, как сыновья Константина поспешили доказать всему миру, что они были неспособны довольствоваться теми владениями, которыми они были неспособны управлять. Старший из этих монархов стал выражать свое неудовольствие по поводу того, что он не получил надлежащей доли из владений, принадлежавших их убитым родственникам, и хотя он не был взыскателен по отношению к Констанцию, которому принадлежала главная заслуга в совершении преступления, он потребовал от Константа уступки африканских провинций в вознаграждение за богатые македонские и греческие провинции, доставшиеся его брату вследствие умерщвления Далмация. Отсутствие искренности, обнаружившееся во время ведения скучных и бесплодных переговоров, раздражило высокомерного Константина, и он охотно внял внушениям своих любимцев, доказывавших ему, что ни его честь, ни его интересы не позволяют ему отказываться от заявленного им требования. Во главе бесчинного сброда солдат, более годного для грабежа, чем для завоеваний, он внезапно вторгся через Юлихские Альпы во владения Константа, и на окрестности Аквилеи обрушились первые проявления его гнева. Меры, принятия Константом, который жил в то время в Дакии, были более благоразумны и более искусны. При известии о вторжении своего брата он послал на место действия избранный и дисциплинированный отряд иллирийских войск, предполагая лично следовать за ним во главе своих остальных военных сил. Но его генералы скоро порешили эту противоестественную ссору.
Обратившись в притворное бегство, они завлекли Константина в лес, где была устроена засада, и этот опрометчивый юноша, сопровождаемый немногочисленными защитниками, подвергся неожиданному нападению, был окружен и убит. Его труп, отысканный в ничтожной речке Алее, был погребен с подобающими императору почестями, а его провинции признали над собою власть победителя, который не захотел дать своему старшему брату Констанцию никакой доли в этих новых приобретениях и таким образом сделался бесспорным обладателем более двух третей Римской империи68).
Сам Констант умер лишь почти через десять лет после того, но ему было суждено поплатиться за смерть брата более позорной смертью от руки домашнего изменника. Вредные стороны введенной Константином системы обнаружились в дурном управлении его сыновей, которые - вследствие своих пороков и слабостей - скоро утратили и уважение, и любовь своих подданных. Тщеславие Константа по поводу ничем не заслуженного военного успеха казалось еще белее отвратительным ввиду его неспособности и лености. Его безрассудное пристрастие к некоторым германским пленникам, отличавшимся лишь юношеской привлекательностью, служило поводом для скандала69), а Магненций - честолюбивый солдат, который сам был варвар по своему происхождению, -находил для себя в общем неудовольствии поощрение на то, чтобы вступиться за честь римского имени70). Избранные отряды юпитерцев и геркулианцев, состоявшие под начальством Магненция, все еще занимали почетное и важное место в императорском лагере. Дружба так называемого графа священных щедрот (Comes Sacrarum largitionum) Марцеллина доставляла в избытке денежные средства для подкупа. Солдат