относились почти с полным пренебрежением и что он был поручен «престарелому наставнику Мардонию, а этот Мардоний был раб, доставшийся по наследству семейству его матери и воспитанный его отцом для того, чтобы он мог познакомить ее с изящной литературой». Отсюда ум Юлиана вынес свои первые впечатления Но мальчик был от природы одарен такими умственными способностями, которые влекли его к возвышенным идеям. Впоследствии он писал о себе самом (Гимн к Солнцу, стр. 130): «С моей ранней молодости я чувствовал сильнейшее влечение к великолепию бога Солнце {Гелиоса). Появление небесного светила приводило меня, даже в моем детстве, в такое восторженное состояние, что я не только старался смотреть на него не сводя глаз» но нередко выходил на открытый воздух в светлые безоблачные ночи, и, не заботясь ни о чем другом, я с восторгом любовался звездным небом, забывая обо всем* что касалось самого мена и не слыша того, что мне говорили. Я мог бы рассказать еще многое, если бы я захотел сообщить, что думал я в такие минуты о богах». После того Юлиан провел шесть лег в уединении в Мацелле, там один восторженный поклонник гения Древней Греции, по имени Никокпес, научил его изучать Гомера «как руководителя к высшей мудрости, чрез посредство аллегорических толкований». В этот период его жизни, когда мысли юноши сложились в принципы зрелого человека, этот пылкий ум погружался в восторг, разливавший неземной свет на все, к чему он прикасался Из этого уединения Юлиана перевезли в Константинополь; там ему не дозволили слушать лекции первого ритора того времени» явного язычника Либания, а дали в воспитатели человека с меньшими дарованиями и без всяких принципов по имени Экеболия, который «в царствование Констанция был ревностным христианином и решительным врагом язьмества; потом, в царствование Юлиана, сделался столь же ревностным язычником и врагом христианства, а после смерти Юлиана еще раз притворился христианином и подчинился наложенной церковью эпитимии для того, чтобы снова быть допущенным в ее лоно». Когда император нашел нужным отправиться на запад, он отослал своего двоюродного брата в Никомедию. За молодым ученым, которому было в то время двадцать лет и который привлекал на себя особое внимание как член императорской фамилии, стали ухаживать тамошние философы, в особенности те, которые принадлежали к числу неоплатоников, не сочувствовавших христианству, и у которых было много школ в Малой Азии. Самыми знаменитыми мейаду этими наставниками были Эдесий, Хрисанфий, Евсевий и Максим. Этот последний был «ловкий фокусник» и уверял, будто имеет власть над сверхъестественными силами. Узнавши о прибытии в Никомедию такого высокопоставленного лица, он отправился туда и приобрел там такой кредит, что склонил восприимчивого Юлиана последовать за ним при его возвращении в Эфес; там хитрости и лесть ионийских софистов воспользовались прежними влечениями Юлиана для того» чтобы достигнуть его тайного обращения в язычество. После того, как был умерщвлен его брат Галл, его два раза вызывали ко двору в Милан и два раза дозволяли жить в Афинах. Слава этого города, памятники его древнего величия окружавшие его привлекательные и величественные изображения героев и богов, наглядное представление всего, чему Юлиан верил в глубине своей души, беседы с учеными и их изъявления уважения их основательная гордость славными предками и негодование при мысли, что такую славу может помрачить новая система, у которой нет никакого прошлого, - все это довершило и упрочило в душе Юлиана перемену (если можно назвать переменой мало-помалу развившееся убеодение), которую он не смел обнаружить при жизни Констанция из опасения погубить себя Таково содержание рассказа Неаедера в его «Истории христианской религии» (ч. 3, отд. 1, стр. 49-58) и в его «Императоре Юлиане» (отд 2, стр. 71-87). -
ъам Юлиан (Поел. 51, стр. 454) уверял жителей Александрии, что до двадцатого года своей жизни он был христианином (он, вероятно, хотел сказать «искренним христианином»).
^ Григ. Наз. Ill, стр. 70. Он старался смыть с себя этот священный знак в крови, быть может, Тавроболия Бароний, Annal. Ecclec. 361 г. N«3,4.
® См. касательно его христианского и даже церковного воспитания сочинения Григория Назианзина (3, стр. 58), Сократа(кн. 3. гл. 1) и Соэомена, (кн. 5, гл. 2 Он мог бы попасть в епископы и. может быть, в святые.
9 Философ (отрывок, стр. 288) смеется над железными цепями этих отказавшихся от мира фанатиков (см. Тильемона, Mem. Eccles. том IX, стр. 661,662), позабывших, что человек по своей природе кроткое и общительное животное, anthrflpoy physei politikoy dz5oy kai hSmeroy. Этот язычник полагает, что так как они отказались от богов, то ими овладели и мучат их злые демоны.
1°* Та часть этой работы, которая выпала на долю Галла, исполнялась с энергией и успехом; но земля упорно отвергала и ниспровергала постройки, которые возводились нечестивой рукой Юлиана (Григ. Наз.,3, стр. 59-61). Это местное землетрясение, засвидетельствованное многими очевидцами, может считаться за одно из самых несомненных чудес в церковной истории.
См. Юлиана apud Сугй., ка 6, стр. 206; кк 8, стр. 253,262. «Вы преследуете (говорит он) тех еретиков, которые оплакивают умерших не тем самым способом, какой вы одобряете». Он оказывается довольно хорошим богословом, но утверждает, что учение о христианской Троице истекает не из того, чему поучали се. Павел, Иисус и Моисей. (Отвращение Юлиана к христианству приняло более решительный характер, когда он познакомился с высокомерием, честолюбием и корыстолюбием церковной иерархии. В его уме, уже предубежденном против самой религии, натурально возникло отвращение к созданному этой религией сословию, которое отличалось упомянутыми пороками и теснилось у самых ступеней императорского престола, с ожесточением нападая на мнения своих противников и заявляя свое божественное право на повиновение верующих. Мрачная тень, которую набросило это обстоятельство на его мнения о христианстве, не избегла наблюдательности некоторых писателей, изучавших мотивы его действий. Главным из этих мотивов, по словам Экгеля (VIII, 130), были его «ingestum odium epis coporum ejus aetatis» и «aliquorum non ferenda ambitio». Неандер (Ист. Ill, 82) также говорит, что «Юлиан в особенности ненавидел епископов»; он замечает (Имп. Юл., стр. 132), что «обхоиодение Юлиана с христианами вообще отличалось от его обхождения с епископами», и признает, что эти последние «позабывали о своих обязанностях по отношению к верховному сановнику». Даже Варбуртон (Юлиан, сгр.24) не в состоянии отвергать, что «по своим буйным и дерзким манерам они был достойны всей строгости его правосудия». Гиббон (гл. 25) цитирует из сочинений Аммиана (кн. 27, гл. 3) описание их роскоши и блеска, превосходивших блеск императорского величия. Уничтожить их влияние и унизить их гордость было главной целью мероприятий Юлиана. С целью создать новые поводы для раздоров и тем ослабить епископов он позволил возвратиться из ссылки тем, кто был изгнан во время предшествовавшего господства противоположной секты; но он снова отправил в ссылку Афанасия, господствовавшего над Александрией с такой абсолютной властью, какой не имел он сам. Он не уклонялся от своей цели и тогда, когда писал первосвященнику Галации, что советует ему и его сотоварищам «брать пример с христианских епископов и заявлять притязания на такое достоинство, которое выше всякого земного звания». Он ежедневно мог замечать, какую власть способно приобрести правильно организованное духовное сословие, и он намеревался упрочить противоположное влияние, которым он стал бы руководить в качестве верховного первосвященника. Эта мысль упрочила его предвзятое нерасположение к церкви, способной иметь таких руководителей, и усилила в его глазах безрассудство их мелочных споров о словах, ярость их борьбы и ожесточение их взаимных гонений. - Издат)
12) Либаний, Orat Parentalis, гл. 9,10, стр. 232 и сл. Григ. Назианзин, Речь 3, стр. 61. Евнан., Vit Sophist in Maximo, стр. 68-70, изд. Коммелина.
13) Один из новейших философов остроумно сравнивает различное влияние деизма и политеизма по отношению к сомнениям и убеждениям, которые они порождают в человеческом уме. См. Essays Юма, чЛ, стр. 444-457 изд. in 8-v о 1777.
Кибела была привезена в Италию в конце второй Пунической войны. Чудо девственницы или матроны Клаедии, доказавшей свою добродетель таким способом, который оскорбил скромность римских дам, засвидетельствовано множеством очевидцев. Их показания собраны Дракенборхом (ad SHtum ftalicum, XVII, 33}. но мы можем заметить, что Ливий (XXIX, 14) слегка упоминает об этом факте в скромной и двусмысленной форме.
Я не могу воздержаться от цитирования энергических выражений Юлиана: Emoi de dokei tais poiesi peteyein melon ta toiayta, в toytoisi tois kompsois, Off to psycharion drimy men, hygies de oyde en Ыере1(Я же считаю, что городские жители во все эго гораздо больше верят, чем все эти разряменные обитатели дворцов, поскольку душа первых сильна, а у вторых здоровье в неброкении. - Перев. ред^Речь 5, стр. 161. Юйиан также заявляет о своей твердой вере в ancHia или священные щиты, упавшие с неба на