в разбитые рвы одиночеств. В часы такие быстрые, равные мысли перенапряженному мигу, в часы испытаний тяжелых, незнанных доселе утрат всё яростнее, всё яснее, всё явственней сердцу и миру, что человек человеку и вправду — товарищ и брат. Шесть суток двигались люди дорогою скорби и веры к тому возвышенью над ними, где, знаменем красным накрыт, лежал человек, для которого нет в мире сравнений и меры… Ужель из далекой Умани прозрел я, как он лежит? Я стоял на подворье. И плакала мама. Рыдал возле нас три минуты над заводиком «Труд» гудок, но те три минуты сумели столько честно сказать и прямо, сколько тогда постигнуть я еще глубоко не мог. Себя позабыть, раствориться в прозренье, в беде и, тоскуя, пылко и самозабвенно вглядеться в проломы ночей, увидеть у Дома Союзов безмерную боль людскую и лики солдат, рабочих, крестьян, ученых, ткачей, замедленные потоки по Дмитровке и Петровке, и головы непокрытые, и очи в ледышках слез, и стяг государства приспущенный, где храмов кремлевских головки, как пламя, прижатое книзу могучим бореем гроз. Шесть дней. Шесть ночей… Неустанно глядел я, горем терзаясь, вливался душой в половодье московских бульваров и улиц и слышал, как иглы еловые шуршат, с венков осыпаясь, как слово любви и прощанья земляк мой бормочет, сутулясь. Сдувает он иней, что хрустко на хвою осел и троянды, склоняется горько и бережно над пахнущим терпко венком. Мильоны несут свое горе, и шепот, и плач, и гирлянды. И в голос рыдают лишь скрипки. Молчанье и дума кругом. Белоколонная зала, сосновой хвоей увитая, музыка Баха, как вечности благословенный клик. В бездонную скорбь низринутая, безмерным горем убитая вконец обессилела Крупская, присесть бы ей хоть на миг. Калининская бородка в слезинках вся, знаменитая, и Сталин в промерзлой шинели недвижен и тверд, как штык. В бессонном военном дозоре на страже застыл Ворошилов. В хвором сердце Дзержинского спазм беспощадный не стих. И, личное превозмогая, каждый из них пересилил сумятицу, стон и смятенье развихренных болей своих. Шарканье тысяч ног. И бесконечность колонн. Прощанье. Печаль. Тишина. Но плачей сдержать нельзя. Шли люди от всех наречий, народов, имен и племен, частицу его бессмертия в сердце своем неся, и верили — с нами он,
