околпачивать. Как ненавидел я этих иностранных жуиров, друзей пролетариата, попивающих водочку и в наших посольствах, и в наших южных санаториях!
Во время поездки я завербовал одного левака, впрочем, он сам себя завербовал давно, что–то есть в этих леваках противное, как вы думаете, что?
Карпыч оценил мое рвение и решил специализировать меня на ролях Дон–Жуана — видимо, мой солидный нос производил на него впечатление, человек он был простой, без затей…
Первая примерка новых одежд состоялась в шикарной гостинице, куда наш агент, лысый старик из какого–то издательства, приволок двух секретарш голландского посольства, я же вроде бы случайно оказался в зале ресторана и проходил мимо столика, за которым они пировали. Старик меня окликнул, обнял, как давнего знакомца, усадил, несмотря на мое разыгранное сопротивление, представил дамам… В общем, простенькая комбинация на уровне сельпо, хотя простые методы работы никогда не устаревают, они ведь рождены жизнью — куда уйдешь от случайных встреч? Убежден, что и Фуше, и Гиммлер, и Брюс Локкарт работали теми же методами, что и неприметный Карпыч.
«Конт» опорожнил бокал, а мне вдруг захотелось прижаться к груди Матильды: Мефистофель уже был подшофе, да и вообще я обожал танцевать с незнакомыми женщинами, вдыхать их новый, еще не познанный запах[44], жадно пожирать его, запах так много значил для меня, видимо, моя жизненная сила скрывалась в ноздрях, как у карлы Черномора — в бороде.
— Включите что–нибудь веселенькое, Бригитта,— попросил я и сверкнул глазами, перед которыми никто не мог устоять.
И вдруг зазвучало танго, модное танго пятидесятых годов. И я даже физически ощутил, как танцевал его с Риммой на танцплощадке в духоте южной ночи, и к Римме вдруг пристал здоровенный пьянчуга и начал задираться. Я чуть с ума не сошел от ярости, заломил ему руку простеньким приемом (в семинарии по самбо и прочим подобным предметам я всегда держал первое место), из какой–то бесовской мести заставил его вынуть из кармана паспорт, заложить его в зубы — он стонал — и довел его в сгорбленном положении до отделения милиции. Ах, Алекс, буйная головушка, бери на абордаж свою погубительницу!
И мы затанцевали с Бригиттой картинно и нежно,— если бы не этот упившийся Фауст, следящий за нашими движениями с расплывчатой мерзкой улыбочкой, то танго затянулось бы надолго. Но все прекрасное в этом прекрасном из миров кончается слишком быстро, — кончилась пластинка, я выпустил трепещущее сокровище из рук и присел за стол.
Юджин только и ждал, когда мы закончим, и сразу же раскрыл свою варежку.
— С голландками дело не выгорело, птички они были стреляные и на такую туфту не клюнули — видимо, хорошо их инструктировал посольский офицер безопасности. Но Карпыч не унывал, верил в мое будущее, верил и надеялся, что я оправдаю доверие, и потечет в его раскрытые мешки золотая, сверхсекретная информация. Странная это вера у наших работников — убеждены они, что женщина, если с ней переспать, обязательно нарушит все законы и выдаст все секреты! Откуда это идет? Неужели они верят, что случайная связь — это уже роман Ромео и Джульетты? Думаю, что от примитивности это идет и от собственных жен. Но доля истины тут есть, впрочем, в любой глупости всегда есть доля истины… Многие на этом ожглись, но кое–кто схватил и звезды: ведь были стервы, которые и документы крали, и мужей своих вербовали.
Итак, причастили меня к великому делу шпионажа, успокоилась наконец моя досель не завербованная душа, получил я своего духовника в лице Карпыча, пропал комплекс неполноценности честного гражданина своего отечества, ужасный комплекс, между прочим. Сколько я встречал людей, угнетенных недопуском к секретной информации или табу на выезд за границу! Одного моего приятеля, приехавшего из–за границы, задержали вдруг в отпуске без объяснения мотивов, а у него уже билет за рубеж куплен. Приехал он ко мне домой с початой бутылкой, руки трясутся, белый, как полотно, словно перед казнью. Все гадал: почему? почему? что случилось? И представляете себе, на следующий день повесился! Привязал ремень к трубе в клозете и ту–ту! А оказался пустяк: бумаги его где–то задержались, а его повышали в должности…
Как мы все измельчали! Вертер покончил с собой из–за Лотты, полковник Редль — из–за бесчестья, Томский не хотел пачкать свое имя, Фадеев не вынес бремени прошлых грехов… Да у нас любого начальника отстраните от должности — и уже инфаркт или запой! Но опять я отвлекся, извините меня, Алекс, стройностью мысли не блещу, к тому же давно не говорил с соплеменником.
Однажды встретились мы с Карпычем в каком–то мрачном дешевом кабаке (от шикарных ресторанов мы к тому времени уже отошли, ведь я стал уже ценным агентом, а там вокруг иностранцы!), как обычно, боевой стандарт: сначала два по сто пятьдесят, потом еще по сто пятьдесят, потом по двести, чтобы не размениваться на мелочи. Закусывали легко, стараясь не особенно вырваться за служебную смету.
И тут, Алекс, подбрасывает мне благодетель Карпыч золотое дельце: студентка француженка, собирается поступить в разведку, приехала туристкой, но, видимо, с заданием, знает немного наш язык, и, как выразился мой шеф, слаба на передок и недурна на вид. Карпыч мои задачи сформулировал скромно: познакомиться на нейтральной почве и попытаться развивать контакт — извините за служебный язык, но тогда его слова звучали, как симфония. Вербовать Нинон — так звали мою жертву — Карпыч не призывал, над блюдом еще следовало поколдовать, серьезно его разработать: ведь о девице известно было мало.
Накануне ее прибытия, захватив из дома выходной костюм, шитый на заказ по всем правилам нашего отечественного уродства, поселился я под чужим именем в первоклассном отеле в качестве скромного аспиранта, прибывшего в столицу для завершения диссертации.
Нинон, на которую мне указали во время регистрации у окошка, оказалась смуглой, похожей на латиноску женщиной, не Софи Лорен, конечно, но весьма милой, особых порывов во мне она не пробудила. По докладу наружного наблюдения — обставили ее так, что и комар не пролетел бы,— первый вечер она провела у себя в номере. Вот и готовый сценарий: два аспиранта, объединенные любовью к науке и уставшие от одиночества, находят друг друга в гостинице, естественно случайно, все случайно в нашей жизни: и рождение, и смерть, и любовь, и все это ужасно, Алекс!
Ох, как я ненавижу все эти комбинации! И не потому, что нахожу в них нечто противоестественное, а из–за нервотрепки и вечной боязни неожиданности, которой воздух пропитан! Стараешься, стараешься и вдруг — бац!— словно кирпич на голову: извините, я с вами говорить не могу, у меня свидание! — это я все о случайной встрече толкую! о самых тонких подходах с расставленным неводом, сквозь который так часто уходит рыбка. Я, например, бегу ото всех случайных знакомств, как заяц. Садясь за столик, где уже сидят, испытываю неловкость, словно вошел в чужую спальню, скажу «приятного аппетита» и замолкаю, чуть ли не краснею от смущения, иногда на вернисаже разговоришься с интересным человеком и рад бы продолжить знакомство, да неудобно!
Но хватит философствовать… Итак, на следующее утро я проснулся рано и сразу встал, как бегун, на стартовую дорожку в ожидании сигнального выстрела. Позвонили: вышла на завтрак. Я сломя голову помчался вниз по лестнице, придал физиономии… как бы вам сказать? этакое скучающее выражение — с таким лицом Онегин являлся на бал или наводил лорнет на ложи незнакомых дам — и открыл дверь кафе, где одиноко сидела моя избранница, по–нашему — объект.
Наши взгляды встретились на миг, она тут же снова уткнулась в меню, а я помотал головой и со страху прямо подошел к ней.
— Извините, могу я подсесть за ваш столик? В зале никого нет, а мне скучно сидеть одному…
Прямо скажем, более идиотского предлога не сыщешь, но, видимо, моя растерянность и непосредственность подействовали на нее благоприятно, а если она действительно была связана с разведкой, то представляю, как хохотала в душе.
— Пожалуйста… пожалуйста.
Дальше пошел обычный треп: «Вы не с юга? почему акцент?» — «Я из Франции…» — «Да не может быть! Так хорошо говорите! Где вы изучали наш язык?» — «В Сорбонне».— «А по–испански вы не говорите?» — «О, какой у вас испанский! Неужели у вас так хорошо преподают? Откуда вы?» — «Да приехал к диссертации готовиться…» — «Какое совпадение! И я тоже! А какая у вас тема?» — «Татаро–монгольское иго. Знаете, если бы не татары, мы обогнали бы европейские народы… мы ведь стали на пути татар, как стена…» — «Я кое–что читала об этом…» — И пошло — пудрил я ей мозги не без вдохновения и не без результата. Договорились встретиться у библиотеки, потом пошли в музей. «Ах, какие у вас импрессионисты, не хуже, чем в Париже!» — «Хотите, я покажу вам иконы? А вот взгляните, какой
