И Свиридов, почти не целясь, выстрелил в охранника. Тот умер мгновенно, крови вышло немного, потому что Свиридов попал точно в сердце. Убив охранника, он подобрал его пистолет-автомат «узи» и пошел по коридору.

Свиридов достиг конца коридора и вошел в небольшую комнату, из которой, верно, и вышел охранник. В комнате, оборудованной очень солидно, снабженной компьютером, распределительным пультом сигнальных систем, несколькими мониторами и внушительного вида сейфом, он не нашел никого. Охранник был один. Мерцал экран компьютера, на котором Свиридов увидел... четкую зеленую ладонь, колонку цифр и надпись внизу: «Валерий Берг. Доступ 00:43».

На мониторах медленно двигались виды. На одном Свиридов обнаружил ворота, на другом – парадный вход, на третьем – большой, мягко освещенный зал, четвертый же показывал какие-то длинные ряды полок.

– Черт побери... – пробормотал Свиридов. – Все это очень сильно напоминает ловушку. Лучше бы мне пришлось поотстреливать секьюрити, чем вот так стоять в пустой комнате перед включенным компьютером. Мониторы, сейф, наружка, комп, модем... да, серьезно, серьезно! Если бы не этот болтун Берг, я бы и ворота перелезть не успел.

Хотя, четко продиктовал ему внутренний голос, – если бы не болтун Берг, то Влад едва ли так нагло полез бы на рожон. В самое логово крестного отца Владивостока.

– Не нравится... не нравится мне... – пробормотал он. – И этот парень, охранник... говорил так, словно я уже труп, а он бессмертный.

Стены небольшой комнаты съели отзвуки его бормочущего голоса. Свиридову показалось, что в его уши набили ваты – такова была эта совершенная, мертвая тишина.

– Ладно... – пробормотал он, вынимая и снова защелкивая обойму «ТТ». – Разберемся.

Тут его взгляд упал на фосфоресцирующий бэйдж охранника – Олег Клюгин, ЧОП «Гром» – и лежащее рядом с ним на столе красное удостоверение. Свиридов взял «корки» и раскрыл. Зловещее лицо только что убитого им охранника глянуло на него сощуренными щелочками холодных глаз, и резанула надпись под ФИО: «Приморское УФСБ». Свиридов бросил удостоверение и, коротко и свирепо выругавшись, вышел из комнаты охраны.

Его трясло. Нет, страха как такового не было, но напряжение и предчувствия, словно электрический ток, проскакивали злобной дрожью в груди, комкали горло. Свиридов поднялся по широкой лестнице и оказался в скудно освещенном большом зале. По стенам горели круглые светильники, а под потолком одним рогом светилась громадная десятирожковая люстра. Именно этот зал Свиридов видел на одном из мониторов в комнате охраны.

Дальняя стена зала, обведенная балюстрадой, имела в себе арочную нишу, в которой тускло светились полупрозрачные двери, сделанные, верно, из пуленепробиваемого стекла. Оттуда плыли звуки мягкой классической мелодии. Свиридов вонзил в двери пристальный взгляд и направился к нише. Он подошел к двери и потянул на себя створку. Та бесшумно подалась, и в образовавшемся проеме Свиридов увидел широкую фигуру и седую голову человека в инвалидном кресле. Человек сидел, полуприкрыв глаза, и плыл в мягких волнах музыки.

Кажется, Бетховен, вспомнил Владимир и поднял дуло пистолета на Боцмана.

Потому что это был именно он...

Все слишком просто – не к добру.

Вадим Орехов стоял возле джипа, который, вне всякого сомнения, принадлежал Бергу. Орехов не помнил точно номера машины Берга, но его заверили, что машина именно берговская. Орехов знал, что этот джип приехал сюда вместе с тем китайцем, про которого Берг упоминал по телефону. Орехов знал и то, что с Бергом были двое прекрасно вооруженных сотрудников «Грома», люди, которые могли справиться, наверно, с десятком обыкновенных рядовых владивостокцев даже безо всякого оружия. И тем не менее они исчезли, и Орехов понимал, что с того момента прошло уже несколько часов, потому что жирная грязь на колесах машины Берга давно засохла.

Орехов обернулся и выговорил хрипло:

– Где они, эти суки?

– Успокойся, Вадим, – ответила Юля, которая сидела на переднем сиденье ореховского «Мерседеса». – Их уже взяли, сейчас немного вышибут хмель и привезут. А то они, как мне вот сейчас по телефону сказали, такие пьяные, что двух слогов выговорить не могут, чтобы не запнуться. Погоди... вот, везут.

Возле Орехова тормознул черный «БМВ», открылась дверь, и из нее прямо к ногам Грека вылетел помятый и сильно пьяный мужичонка. Кондрашкин, а это был именно он, только что получил порцию хороших и умелых, «освежающих», как говорилось в среде сотрудников «Грома», побоев. Все тело дико болело, но в голове существенно просветлело. На долю же его собутыльника Семеныча пришлось еще больше, и один из ударов выбил ему большую часть и без того немногочисленных зубов.

– Поднимите, – приказал Орехов, брезгливо глядя на алкашей. Здоровенный парень поспешил исполнить его распоряжение и, подняв Кондрашкина, тряхнул так, что тот утробно икнул и залепетал:

– Да вы че, мужики... мы же заплатили... мы же тово... все заплатили в ресторане...

– Он думает, что мы охрана ресторана, Вадим Дмитриевич, – пояснил Греку амбал, поддерживающий Кондрашкина за шкирку, словно паршивого котенка. – Нажрались до глюков.

– Это я заметил, – сказал Орехов. – Где Берг, ты, синерылый? Тот парень, у которого ты взял этот мобильник и этот кошелек! Где он?

Кондрашкин мутно посмотрел на Орехова и вдруг задребезжал дрянненьким голоском:

– Внн-навата ли я... шта-а мой голос дррра-ажал... ка-агда пела я пе-есню ему!..

Орехов ткнул кулаком в лицо Кондрашкина:

– Ты еще покорчи из себя Людмилу Зыкину, чмондрик!

Кондрашкин зашлепал разбитыми губами и выговорил:

– Да земляк, я ничего... мы не... не воровали мы. Он сам... мы сидели, а он с неба – ррраз. И упал. Я думал, что это опять на меня говно выплеснули, а это не говно, а... тово... ваш кореш, да?..

– Что ты такое мне тут чехлишь, урод? – нахмурился Вадим Дмитриевич. – По делу говори, если хочешь и дальше заливать свою глотку пойлом. А то зальем тебе в пасть канифоли разогретой, тогда по-другому запоешь. Можешь показать, где ты видел Берга?

– Да могу, могу! – залопотал Кондрашкин, и синхронно с ним что-то забубнил Семеныч, но благодаря практически полному отсутствию передних зубов его речь оказалась совершенно нечленораздельной. Кондрашкин же давил из себя сведения:

– Мы, значит, ничего... мы с Семенычем бухали, а он сверху бух! Бах! И лежит, не двигается. Ну, ка- анешна, с крыши упал... А потом он, значит... мы его чуть-чуть... а потом, чтобы не промок... – Кондрашкин сбился и понес чушь, но много нанести не успел, потому что Орехов оборвал его:

– Где вы пили?

– А вот же! Во-он... подъезд. Около него... тово...

– И где он сейчас?

– Да, мабыть... там же должон, если не тово...

– Показывай! – Орехов широко зашагал в сторону указанной Кондрашкиным трехэтажки, а несчастный алкоголик засеменил за огромным шефом «Грома» и не поспевал бы за ним, если бы не постоянные тычки в спину от выволокшего Кондрашкина из машины амбала.

– Ввот здесь... сюды он упал, – указал на участок палисада возле заплеванной лавочки Кондрашкин, – вот сюды... да. Это самое...

– Но тут никого нет! – Орехов присел на корточки. – Кровь... целая лужа! Ты ответишь мне, где он, или нет, проклятый алкаш?

– Не надо... я ничего... мы с Семенычем его... значит... Семеныч!

– Тащи второго, он там, возле машины, остался валяться. У этого что-то с памятью с его сталось, как говорится. Второго!!

Общими усилиями удалось вспомнить, что они спихнули Берга в люк: «погрецца», как сказал беззубо шамкающий Семеныч. Люк был откинут, и охранник «Грома» по отмашке Орехова полез в скверно пахнущий