Далеко позади осталась Суэра. Снова неуверенность в будущем. Теперь счастливые часы, которые Аугусто провел с Бертой, казались ему далекими. Какие опасности ждут его впереди?

В Хаке задержались ненадолго. Там впервые услышали о «мясорубке». Разбрелись по улицам, дерзко горланя во всю глотку:

Девушки здесь были хорошенькие, приветливые. Госпитали чистые, светлые. С легким ранением там было бы неплохо полежать.

К тому же почти все девушки работали в госпитале и разрешали за собой ухаживать и провожать домой. Да, было бы здорово здесь остаться! Старик и тот оживился. Он был самым неотесанным и самым храбрым человеком в батальоне. Аугусто вспомнил утро, когда увидел его на Эль Педрегале рядом с Касимиро. Он стрелял через амбразуру и время от времени отрывался от этого занятия, чтобы не спеша затянуться сигаретой.

— Эй, Старик, я вижу, у тебя дело на мази? — крикнул Аугусто, заметив его в обществе красивой девчонки.

Тот повернул к Аугусто свое широкое, невыразительное лицо и усмехнулся:

— Заткнись, молокосос!

Прощаясь, солдаты просили у девушек разрешения переписываться с ними.

— Да я и так со многими переписываюсь! Но все-таки просьбу не отвергали.

Многих из этих парней убьют. Некоторые вернутся раненными, изувеченными. Что еще могут сделать эти девушки для солдат? Сказать несколько ласковых слов, улыбнуться, написать письмо.

К вечеру прибыли в Сабиньяниго. Остановились на окраине. В город решили въехать ночью. Раздали сухой паек. Кусок хлеба, банка консервированной фасоли, коробка сардин и горсть винных ягод на человека. Расположились по обе стороны дороги. Несколько солдат уселись под навесом, тут же, неподалеку.

Стали ножами открывать консервы. Некоторые пошли поискать дров, чтобы разогреть фасоль. Скоро над землей поднялись столбы дыма. Прямые, в безветренном холодном воздухе.

Примчалось несколько офицеров и сержантов с перепуганными лицами. Они беспорядочно замахали на солдат руками.

— Гасите костры! Гасите костры! Вы что, спятили? Хотите, чтобы нас обстреляли из пушек?

Солдаты послушно гасили, но при этом недовольно бурчали:

— Что ж, нам холодную фасоль есть?

— Молчать, сволочи! — взвизгнул сержант. — Здесь под боком вражеские орудия, вроде наших «бешеных», только калибром побольше!

Солдаты бросились затаптывать костры, но было уже поздно. Через минуту на них обрушились снаряды.

Кинулись бежать кто куда. Падали ничком. «Ложись! Ложись!» Аугусто был у самого шоссе и бросился в кювет. «Опять влипли!» — подумал он с тоской.

Изо всех сил прижался к земле. За несколько секунд разорвались десятки снарядов. Апокалиптический ливень, страшное, глухое завывание разъяренных псов. Но вот до него донеслись чьи-то неясные голоса, чей-то душераздирающий крик. Аугусто поднял голову. Снаряд попал в навес. Кто-то бежал туда. Остальные в ужасе попрятались. Лагуна лежал рядом с Аугусто. «Одного разнесло вдребезги!» — крикнул он. Послышался голос офицера: «Санитары! Санитары!»

Обстрел скоро прекратился. Наползала ночь, стирая очертания предметов и гоня их перед собой, словно гигантская волна. На дороге появился лейтенант Барбоса. Он набросился на солдат, яростно потрясая палкой.

— Болваны! Болваны! Мало вам кости переломать! Вы что, новобранцы?

Снаряд убил двоих и одного тяжело ранил. Некоторые пошли посмотреть на них, остальные молча жевали.

Немного погодя вошли в город. Роты тут же отправили в окопы, на передовую. Сгущавшаяся темнота озарялась бледными вспышками. Аугусто смотрел, как медленно проходили примолкшие солдаты. Он попрощался с Кастильо, дружески потрепав его по плечу.

— Выше голову, приятель! Я постараюсь сделать все возможное, чтобы ты вернулся к нам.

— Спасибо! — глухо ответил тот.

Лугу сто стоял на дороге, печально глядя вслед солдатам, исчезавшим в темноте. До сих пор ему удавалось держать Кастильо при кухне. Но накануне, перед самой отправкой на передовую в Уэску, капитан Пуэйо перевел Кастильо в другой взвод. Аугусто было жаль его: Кастильо был самым толковым из его помощников. Но Трактора и Негра он уважал за долголетнюю службу. Аугусто знает, что Кастильо трус, и догадывается, как у того должно быть скверно на душе. Несколько минут он глядит в темноту. Уже не слышно шагов. Он думает о людях, которые в потемках идут навстречу опасности. И прежде всего о Кастильо. Сердце его тревожно бьется в такт сердцам уходящих товарищей, он остался один, подавленный тоской, которая терзает солдат, растаявших в тумане.

Затем Аугусто направляется к себе. Его взвод разместился в подвале какого-то дома. Перетащили туда все снаряжение и пожитки. Кухню установили во дворе, под укрытием полуразвалившегося курятника. Хозяева дома были владельцами бакалейной лавки. В подвал вели два входа: один со двора, другой из магазина, расположенного на первом этаже.

Повара и их помощники таскали продукты.

— Ну как?

— Да ничего. Кажется, собирается дождь. Налетали влажные, холодные порывы ветра. Аугусто задрал голову и оглядел грозовое небо. На лоб упала тяжелая капля. И сразу же с шумом обрушился дождь.

Лагуна разжигал огонь, чтобы приготовить суп. Он накинул на себя мешок и присел на корточки возле плиты.

Поев супу, Аугусто и Лагуна пошли в соседний бар. Пробыли там не больше получаса.

— Ну что? Пойдем спать?

Подвал освещала коптилка, наскоро сделанная из консервной банки. От фитиля шел густой вонючий чад.

Аугусто расстелил на полу несколько мешков, прикрыл их одеялами. Снял сапоги и приготовился лечь. Шумел ливень. Ветер ударялся о стены, и казалось, кто-то хлещет мокрой половой тряпкой.

— Будешь спать одетым? — спросил повар.

— Ты же слышал. Капитан приказал не раздеваться. Вдруг мы ему понадобимся?

— А ты первый день на фронте? Много понимает твой капитан! Кто станет атаковать в такую погоду?

— Разумеется, никто. Они разделись и легли.

Аугусто закурил сигарету. Берта писала ему каждый день. Аугусто думал о ее письмах. Нежные письма, печальные, но не отчаянные. «Я очень скучаю без тебя. Ничто меня не радует». Иногда в письме она вскользь упоминала о какой-нибудь вечеринке или о том, как хорошо повеселилась где-нибудь в компании. Аугусто старался не думать об этом. Как она смеялась в тот вечер! Конечно, друзья твердят ей, что она красотка, объясняются в любви, танцуют с ней. Он старался не думать об этом, вспоминал ее горячие любовные клятвы в те счастливые дни, проведенные в Айербе.

А дождь все лил. Берта всегда очень нравилась Аугусто. И его воображение послушно воскрешало ее облик. Аугусто думает о девушке, о родном доме. Думает с нежностью, спокойно. В последних письмах ему писали, что мать нездорова. Может, от него что-то скрывают? Ему вспоминается зима. Мать, отец, сестры,