действительно рухнет, не поздно ли будет принимать меры предосторожности? Стоит ли махать кулаками после драки? Автор этих строк хранит верность своему убеждению, что ради блага общества кое-кому следует дать по рукам, не дожидаясь драки.
Группа, именовавшая себя Комитетом незаинтересованных граждан, собрала подписи под петицией, требовавшей в течение года провести детальное обследование линии Джона Галта комиссией государственных экспертов, прежде чем линия будет введена в эксплуатацию. В петиции подчеркивалось, что подписавшиеся под ней руководствуются лишь «чувством гражданского долга». Первыми подписались Больф Юбенк и Морт Лидди. Газеты уделили этой петиции много места, сопровождая ее подробными комментариями. К ней отнеслись с большим вниманием и уважением, так как она исходила от незаинтересованных лиц.
Газеты не написали ни строчки об успехах строительства линии Джона Галта. Ни один репортер не приехал осмотреть все на месте. Позиция прессы была сформулирована одним видным журналистом еще пять лет назад. «Фактов нет, – сказал он. – Есть только их интерпретация. Поэтому писать о фактах нет смысла».
Несколько бизнесменов решили, что стоит подумать о возможной коммерческой ценности металла Реардэна. Они занялись изучением этого вопроса, но не наняли ни специалистов в области металлургии, чтобы сделать анализ образцов металла, ни инженеров, чтобы те посетили место строительства. Они провели опрос общественного мнения. Среди десяти тысяч опрошенных были люди самого разного уровня интеллектуального развития. На вопрос: «Вы воспользовались бы линией Джона Галта?» подавляющее большинство ответили: «Ни за какие коврижки!»
Ни один человек не высказался в защиту металла Реардэна, и никто не придал значения тому, что акции «Таггарт трансконтинентал» медленно, почти незаметно пошли вверх. Но некоторые пристально наблюдали за ситуацией и тайно, втихую играли на бирже. Мистер Моуэн купил акции «Таггарт трансконтинентал» на имя своей сестры, Бен Нили – на имя двоюродной сестры, а Пол Ларкин – под вымышленным именем. «Здесь надо все делать тихо – вопрос-то неоднозначный», – сказал один из них.
«Да, работы идут строго по графику, – пожимая плечами, сказал Джим Таггарт на совете директоров. – Можете не сомневаться. Моя дражайшая сестрица не человек, а двигатель внутреннего сгорания, так что ее успехи отнюдь не удивительны».
Когда прошел слух, что несколько мостовых опор треснули и, рухнув, убили троих рабочих, Таггарт вскочил с места и, вбежав в приемную, приказал секретарю немедленно соединить его с Колорадо. Он ждал, прислонившись к столу, словно ища защиты; в его глазах застыл панический страх. Тем не менее его губы дрогнули и расплылись в жалком подобии злорадной улыбки, когда он сказал: «Я отдал бы все на свете, чтобы посмотреть сейчас на лицо Реардэна». Узнав, что слух ложный, он проронил: «Слава тебе Господи», – но его голос прозвучал разочарованно.
– Не знаю, – сказал своим друзьям Филипп Реардэн по поводу того же слуха, – возможно, он тоже хоть изредка совершает ошибки. Может быть, мой великий братец не так велик, как мнит.
– Дорогой, – сказала мужу Лилиан Реардэн, – вчера за чаем я поссорилась с подругами, которые утверждали, что Дэгни Таггарт – твоя любовница… Господи, да не смотри ты на меня так! Я знаю, что это полнейшая нелепость, и задала им такого жару! Эти безмозглые идиотки просто не могут себе представить, почему женщина идет наперекор обществу исключительно ради твоего сплава. Ну конечно, я-то все понимаю. Я знаю, что для такой женщины, как Дэгни Таггарт, секс ровным счетом ничего не значит, и на тебя как на мужчину ей плевать. И еще, дорогой, я знаю, что, если бы у тебя хватило смелости на что-то подобное, в чем я сильно сомневаюсь, ты не стал бы увиваться за вычислительной машиной в юбке, а нашел бы себе белокурую, женственную девочку из варьете, которая… Генри, не смотри так: я просто пошутила!
– Дэгни,– жалким тоном сказал Таггарт, – что с нами будет? Наша компания стала такой непопулярной!
Дэгни весело рассмеялась – так, будто веселье постоянно таилось где-то внутри ее и нужна была самая малость, чтобы оно выплеснулось наружу. Она непринужденно смеялась, раскрыв рот и обнажив зубы, казавшиеся необыкновенно белыми на загорелом лице. Она словно всматривалась вдаль. Это выражение появилось в ее глазах с тех пор, как она переехала в Колорадо. Во время своих последних наездов в Нью- Йорк она заметила, что смотрит на Джима, словно не видя его.
– Общественное мнение к нам крайне недоброжелательно. Что нам делать?
– Джим, ты помнишь, что рассказывали о Нэте Таггарте? Он сказал, что завидует лишь одному из своих конкурентов, человеку, который сказал: «К черту общественное мнение». Он жалел, что сам не сказал этого.
Летними днями и вечерами, когда на город опускалась гнетущая тишина, какой-нибудь одинокий человек, сидя на скамейке в парке или у открытого окна, прочитав в газете коротенькое сообщение об успехах в строительстве линии
Джона Галта, смотрел на город с внезапным приливом надежды. Это были либо очень молодые люди, которые страстно желали увидеть, как происходят подобные события, либо очень старые, которые еще застали мир, где такие события действительно случались. Их мало волновали железные дороги, они ничего не смыслили в бизнесе, они знали одно: кто-то борется с огромными трудностями и побеждает. Они не восхищались целью, которую преследовал этот человек, они верили гласу общественного мнения. И все же, когда они читали, что строительство продвигается, у них на мгновение становилось теплее на душе и они с удивлением спрашивали себя, почему теперь их собственные проблемы уже не кажутся такими неразрешимыми.
В атмосфере полного умалчивания, в неведении для всех и вся, за исключением грузового склада «Таггарт трансконтинентал» в Шайенне и офиса «Джон Галт инкорпорейтэд» в темном переулке, росла стопка заказов на вагоны и беспрерывно поступали грузы для первого состава, который пройдет по новой линии. Дэгни Таггарт объявила, что вопреки традиции это будет не пассажирский экспресс, набитый знаменитостями и политиками, а специальный товарный состав.
Грузы поступали со всех концов страны – с ферм, лесных складов, рудников, из отдаленных мест, для которых последней надеждой на выживание были новые заводы и фабрики Колорадо. Ни одна газета не писала об этих грузоотправителях, потому что они не принадлежали к числу незаинтересованных граждан.
Железная дорога «Финикс – Дуранго» закрывалась двадцать пятого июля, двадцать второго июля по линии Джона Галта должен был пройти первый состав.
– Видите ли, какое дело, мисс Таггарт, – заявил представитель профсоюза машинистов, – не думаю, что мы позволим вам пустить этот поезд.
Дэгни сидела в своем кабинете за видавшим виды столом напротив покрытой пятнами стены.
– Вон отсюда, – сказала она не шелохнувшись.
Этот человек в жизни не слышал ничего подобного в безукоризненно обставленных кабинетах руководящих работников железных дорог. Он растерянно произнес:
– Я пришел сказать вам… ,
– Если у вас есть что сказать, то начните с начала.
– Что?
– Не говорите о том, что вы намерены мне не позволить.
– Я хочу сказать, что мы не позволим вести ваш поезд членам нашего профсоюза.
– Это другое дело.
– Мы так решили.
– Кто мы?
– Наш комитет. То, что вы делаете, – нарушение прав человека. Вы не имеете права обрекать людей на смерть, когда рухнет этот мост, только ради того, чтобы обогатиться.
Дэгни взяла со стола чистый лист бумаги и протянула его собеседнику:
– Изложите все в письменном виде, и мы с вами заключим контракт.
– Какой контракт?
– Что никто из членов вашего профсоюза никогда не получит работу на линии Джона Галта.
– Почему… одну минутку… Я не говорил, что…
