– Не совсем. Мы держим это в тайне, но я думаю, все и так знают. Мы кругом в долгах, и Джим уже не знает, как оправдываться.
– Ты знаешь, что со следующей недели вы должны начать платежи за рельсы из моего металла?
– Да, знаю.
– Давай заключим мораторий. Я отсрочу выплаты, вы внесете первый взнос лишь спустя полгода после открытия линии Джона Галта.
Не зная, что сказать, Эдди со стуком поставил на стол чашку кофе.
Реардэн усмехнулся:
– Что с тобой, Эдди? У тебя же достаточно полномочий, чтобы принять такое предложение?
– Мистер Реардэн… я даже не знаю… что вам сказать.
– Просто скажи, что согласен. Этого вполне достаточно.
– Я согласен, мистер Реардэн, – еле слышно вымолвил Эдди.
– Я подготовлю и перешлю тебе все бумаги. Можешь сказать Джиму, пусть подпишет.
– Хорошо, мистер Реардэн.
– Я не хотел решать этот вопрос с Джимом. Он потратил бы битых два часа, пытаясь убедить себя, что убедил меня, что, принимая это предложение, оказывает мне неоценимую услугу.
Эдди неподвижно сидел за столом, уставившись в тарелку.
– В чем дело, Эдди?
– Мистер Реардэн… Я хотел бы поблагодарить вас, но у меня просто нет слов, чтобы выразить…
– Послушай Эдди, у тебя есть все задатки для того, чтобы стать хорошим бизнесменом, поэтому ты должен раз и навсегда кое-что уяснить для себя. В подобных ситуациях нет и не может быть никаких слов благодарности. Я делаю это не для «Таггарт трансконтинентал». С моей стороны это себялюбивый, чисто деловой ход. Зачем мне сейчас требовать с вас деньги, если это нанесет смертельный удар вашей компании? Если бы я видел, что «Таггарт трансконтинентал» – предприятие никудышное, я бы без колебаний содрал с вас эти деньги. Я не играю в благотворительность и не связываюсь с некомпетентными партнерами. Но вы по-прежнему лучшая железная дорога в стране. После завершения строительства линии Джона Галта ваша компания станет самой надежной и платежеспособной. Поэтому у меня есть веские основания подождать. Кроме того, проблемы у вас возникли именно из-за моих рельсов. Мне хочется стать свидетелем вашей победы.
– Я все равно должен поблагодарить вас, мистер Реардэн… за что-то куда большее, чем благотворительность.
– Да нет же, Эдди. Ну как ты не понимаешь? Я только что получил крупную сумму денег, которые мне сейчас ни к чему. Мне не во что их вложить. Для меня они сейчас мертвый груз. Я даже получу удовольствие, использовав эти деньги в борьбе против тех, благодаря кому их получил. Они предоставили мне возможность дать вам эту отсрочку и помочь в борьбе против них же.
Реардэн заметил, как Эдди вздрогнул, словно задели его больное место.
– Это-то и ужасно.
– Что?
– То, что они сделали с вами, и то, как вы поступаете в ответ. Я хочу сказать… – Он замолчал. – Простите меня, мистер Реардэн. Я знаю, что так о делах не говорят.
Реардэн улыбнулся:
– Спасибо, Эдди. Я знаю, что ты хотел сказать. К черту их всех. Забудь об этом.
– Хорошо. Только… мистер Реардэн, могу я вам кое-что сказать? Я понимаю, что это не имеет никакого отношения к делу, и говорю не как вице-президент компании.
– Я тебя слушаю.
– Мне не нужно говорить вам, что значит ваше предложение для Дэгни и каждого порядочного человека в нашей компании. Вы и сами знаете. Вы также знаете, что можете положиться на нас. Но… по-моему, ужасно несправедливо, что Джим Таггарт тоже извлечет из этого выгоду, что вы, именно вы спасаете его и ему подобных после того, что они сделали…
Реардэн рассмеялся:
– Эдди, да начхать нам на Таггарта и таких, как он. Мы ведем экспресс, а они едут на крыше и надрывно кричат о том, что они всем руководят и все зависит только от них. Пусть кричат. Мы ведь не надорвемся, везя их?
***
«Ничего у них не выйдет».
Лучи летнего солнца полыхали в городских окнах и искрились, поблескивая в уличной пыли. Похожие на легкую дымку потоки горячего воздуха поднимались с раскаленных крыш к белому табло календаря, который висел над городом, отсчитывая последние дни июня. «Ничего у них не выйдет, – твердили все в один голос. – Когда пустят первый поезд по линии Джона Галта, рельсы треснут. Им не доехать до моста. А если и доедут, мост рухнет под тяжестью состава».
Со склонов Колорадских гор грузовые составы спускались по железной дороге «Финикс – Дуранго» к северу – до Вайоминга и дальше, к главной линии «Таггарт трансконтинентал» и к югу – до Нью-Мексико и магистрали «Атлантик саузерн». Длинные составы сверкающих на солнце цистерн расходились во всех направлениях от нефтяных вышек Вайета к предприятиям отдаленных штатов. Но эти составы не были темой для разговоров. Для общества они скользили так же бесшумно, как солнечные лучи, их замечали, лишь когда нефть превращалась в свет электрических лампочек, жар печей, работу моторов. Но самих составов никто не замечал. Они воспринимались как нечто само собой разумеющееся.
Закрытие железной дороги «Финикс – Дуранго» было назначено на двадцать пятое июля. «Хэнк Реардэн – одержимое алчностью чудовище, – говорили люди. – Посмотрите, какое он сколотил состояние. Он хоть когда-нибудь дал что-то взамен? Хоть раз проявил чувство гражданского долга? Его интересуют только деньги. Ради них он готов на все. Ему плевать, что, если рухнет мост из его сплава, погибнут люди».
«Таггарты из поколения в поколение были стаей стервятников, – говорили люди, – это у них в крови. Вспомните их родоначальника Нэта Таггарта, самого отъявленного негодяя на земле, который по капле высосал из страны всю кровь, чтобы нажить свое богатство. Можно не сомневаться, что эта семейка без колебаний поставит на карту человеческие жизни, лишь бы заграбастать побольше прибыли. Таггарты купили никудышные реардэновские рельсы потому, что они дешевле стальных, им плевать на катастрофы и искалеченных людей, ведь денежки за провоз они уже получили».
Люди говорили так, потому что слышали это от других. Они не знали, почему вокруг этого поднят такой шум. Они ни от кого не требовали разумных объяснений. «Разум, – сказал им доктор Притчет, – это самый наивный из предрассудков!»
«Источник общественного мнения? – сказал Клод Слагенхоп в своем выступлении по радио. – Да нет никакого источника. Общественное мнение стихийно, самопроизвольно и единодушно. Это рефлекс, явление сугубо инстинктивное, исходящее от коллективного сознания».
Орен Бойл, в свою очередь, дал интервью журналу «Глоб» – самому массовому изданию. Интервью было посвящено проблеме социальной ответственности металлургов перед обществом. Основное внимание в нем уделялось тому факту, что металл имеет огромное значение и зачастую жизни людей зависят от его качества. «По-моему, недопустимо, чтобы при внедрении в жизнь нового, ранее не опробованного продукта людей использовали в качестве подопытных кроликов», – сказал Бойл, не назвав никаких имен.
«Нет, я не заявляю, что мост рухнет, – сказал главный инженер „Ассошиэйтэд стил“ в выступлении по телевидению. – Я этого не говорю. Я лишь хочу сказать, что, если бы у меня были дети, я не позволил бы им ехать на первом поезде, который пересечет этот мост. Но это мое личное мнение, не более. Просто я очень, люблю детей».
'Я не утверждаю, что железное детище Хэнка Реардэна и Дэгни Таггарт рухнет, – писал Бертрам Скаддер в журнале «Фьючер». – Может быть, рухнет, а может быть, и нет. Это не столь важно. Важно другое: как обществу оградить себя от самонадеянности, эгоизма и алчности двоих необузданных индивидуалистов, которые за всю свою жизнь не совершили ни одного общественно полезного поступка? Судя по всему, эти двое готовы поставить на карту жизни людей, основываясь лишь на тщеславной уверенности в правильности своих суждений и оценок, тогда как подавляющее большинство признанных специалистов придерживается обратного мнения. Должно ли общество допустить это? Если мост
