— А знаешь, что они все скажут? Папа, Дамблдор, все в общем? Скажут, что Снэйп на самом деле не помогает Малфою, а просто пытается выяснить, что у того на уме.

— Они его не слышали, — мрачно сказал Гарри. — Не бывает таких хороших актеров, даже Снэйпу это не под силу.

— Ага… да я просто говорю, — сказал Рон.

Гарри повернулся к нему, нахмурившись, — Но ты-то думаешь, что я прав, так ведь?

— Да, думаю! — поспешно отозвался Рон. — Серьёзно, думаю! Но ведь они, весь Орден, доверяют Снэйпу, разве не так?

Гарри ничего не ответил. Ему только что пришло на ум, что это — очевидное опровержение его новых подозрений; он прямо слышал голос Эрмионы: «Ясно же, Гарри, он просто притворялся, предлагая Малфою помощь, ну, заманивал его, чтобы он рассказал о своих затеях…»

По правде, это было чистой воды воображением, ведь у Гарри не было возможности рассказать Эрмионе о подслушанном. Она исчезла с вечеринки Слизхорна прежде, чем он туда вернулся (или так ему, по крайней мере, сказал взбешенный Мак-Лагген), и к тому времени, как он вернулся в гостиную, она уже спала. А так как они с Роном на следующий день отправлялись в Нору рано утром, у него едва хватило времени пожелать ей счастливого Рождества и сказать, что по окончанию каникул он расскажет ей кое-что важное. Хотя он не был уверен, что она его слушала: как раз в это время за его спиной Рон и Лаванда, так сказать, бессловесно прощались.

Но, всё равно, одну вещь Эрмиона отрицать не сможет: Малфой явно что-то замышляет, и Снэйп знает об этом, так что Гарри имел полное право произносить: — Говорю я — так оно и есть! — что он уже не раз и сообщал Рону.

У Гарри не было возможности поговорить с мистером Висли, который работал в Министерстве допоздна, вплоть до самого вечера сочельника. Висли и их гости собрались в гостиной, которую Джинни украсила так щедро, что все сидели словно среди взрыва бумажных гирлянд. И только Фреду, Джорджу, Гарри и Рону было известно то, что рождественский ангел на макушке елки — на самом деле садовый гном, укусивший Фреда за лодыжку, когда тот собирал морковку к праздничному ужину. Обездвиженный заклятием, выкрашенный золотой краской, засунутый в миниатюрную пачку, и с приклеенными к спине крылышками, он свирепо пялился на них сверху — самый уродливый ангел, какого Гарри когда-либо видел, с большой лысой головой, похожей на картофелину, и с весьма волосатыми ногами.

Предполагалось, что все слушают рождественский концерт любимой певицы миссис Висли, Селестины Ворбек, чьи трели лились из большого деревянного радиоприемника. Флёр, которая, похоже, находила Селестину жутко скучной, так громко разговаривала в углу, что хмурящаяся миссис Висли то и дело тыкала палочкой в регулятор звука, и Селестина пела всё громче и громче. Под прикрытием особо пронзительной песни «Котёл, полный горячей и сильной любви» Фред, Джордж и Джинни принялись играть в Подрывного дурака. Рон исподтишка кидал на Флёр и Билла взгляды, словно бы с немым упрёком. А Ремус Люпин, ещё более изнурённый и потрёпанный, чем обычно, сидел у камина, смотрел в его глубину и словно не слышал голоса Селестины.

— Мы танцевали под эту песню, когда нам было восемнадцать! — сказала миссис Висли, промокая глаза уголком своего вязанья, — Помнишь, Артур?

— Мммфф? — нечленораздельно отозвался мистер Висли, который, сонно кивая головой, чистил мандарин, — Ах, да… изумительная мелодия…

Он с усилием сел чуть прямее и оглянулся на сидящего рядом Гарри.

— Уж извини, — сказал он, мотнув головой в сторону приемника, где голос Селестины завёл припев. — Скоро закончится.

— Всё нормально, — ухмыльнулся Гарри. — В Министерстве что, рук не покладают?

— Ещё как, — ответил мистер Висли. — Я бы не жаловался, если б мы хоть чего-то добивались, но эти последние три ареста за пару месяцев… я сомневаюсь, что хоть один из арестованных и правда Пожиратель — ты только это не повторяй, Гарри, — быстро добавил он, внезапно взбодрившись ото сна.

— Но ведь Стэна Шанпайка уже отпустили, должны же? — спросил Гарри.

— Боюсь, что нет, — ответил мистер Висли. — Я знаю, Дамблдор пытался поговорить о Стэне непосредственно со Скримджером… То есть, все, кто его допрашивал, в один голос заявляют, что он такой же Пожиратель, как этот мандарин рыба… но наверху хотят создать видимость хоть какого-то прогресса, а «три ареста» звучит лучше, чем «три ошибочных ареста с последующим освобождением'… но это — опять же — по большому секрету…

— Я ничего не скажу, — заверил Гарри. Он помедлил секунду, обдумывая, как бы лучше начать то, что он хотел сказать; пока он выстраивал свои мысли, Селестина Ворбек завела балладу «Ты заклятьем увёл моё сердце».

— Мистер Висли, вы помните то, что я вам рассказал на станции перед отъездом в школу?

— Я проверил, Гарри. Я пошел и проверил дом Малфоев. Там не было ничего такого, ни целого, ни поломанного, чему там не полагалось бы быть.

— Да, я знаю, я читал в Прорицателе … но это другое… Тут ещё есть…

И он пересказал мистеру Висли весь разговор между Малфоем и Снэйпом. Говоря, Гарри заметил, что Люпин слегка повернулся в их сторону, вслушиваясь в каждое слово. Когда рассказ был окончен, повисла тишина, и только Селестина выводила:

Где оно — моё бедное сердце? На заклятье меня променяло…

— А тебе, Гарри, не приходило в голову, — начал мистер Висли, — что Снэйп просто притворяется…

— …и предлагает помощь, чтобы выяснить, что у Малфоя на уме? — быстро закончил Гарри. — Да, я думал, вы так и скажете. Но откуда нам знать?

— Это не наше дело — знать, — неожиданно сказал Люпин. Он повернулся спиной к огню и смотрел на Гарри через мистера Висли. — Это дело Дамблдора. Дамблдор верит Северусу, и этого нам должно быть достаточно.

— Но… — начал Гарри… — если… если предположить, что Дамблдор ошибается насчет Снэйпа…

— Предполагали, и не раз. Всё приходит к тому, веришь ты или нет суждениям Дамблдора. Я верю, следовательно, я верю и Северусу.

— Но Дамблдор может ошибаться, — возразил Гарри. — Он сам так говорит. А вы… — он взглянул Люпину прямо в глаза. — Вам разве нравится Снэйп, если честно?

— Мне Северус ни приятен, ни противен, — ответил Люпин, — Нет, Гарри, это правда, — добавил он, заметив, как недоверчиво скривился Гарри. — Возможно, мы никогда не станем закадычными друзьями — после всего, что было между Джеймсом, Сириусом и Северусом, а там было очень много неприятного. Но я не забываю тот год, когда я преподавал в Хогвартсе — когда Северус каждый месяц готовил для меня Волчелычное зелье, готовил превосходно, и мне не приходилось страдать во время полнолуния так, как всегда.

— Но ведь он «случайно» пустил слух о том, что вы оборотень, и вам пришлось уйти! — огрызнулся Гарри.

Люпин пожал плечами.

— Это бы стало известно — рано или поздно. Мы оба знали, что он хотел получить моё место, но ведь он мог нанести мне куда более серьёзный ущерб, подменив зелье. Благодаря ему я был здоров. Я должен быть благодарным.

— Быть может, он не решался пакостить с зельем на глазах у Дамблдора! — возразил Гарри.

— Ты полон решимости ненавидеть его, Гарри, — сказал Люпин, чуть улыбнувшись. —