— Нет, ты это сделал, Гарри! Именно поэтому всё пошло путём, и слитеринские игроки мазали, а Рон отбил все мячи!

— Нет, я его не подливал! — сказал Гарри, широко улыбаясь. Он засунул руку в карман куртки и достал флакончик, тот самый, который Эрмиона видела утром в его руке. Флакончик был доверху полон золотистой жидкости, и пробка по-прежнему плотно запечатана воском. — Я хотел, чтобы Рон подумал, что я действительно сделал это. И разыграл спектакль специально у тебя на глазах. — Он посмотрел на Рона. — Ты отбил все мячи потому, что чувствовал — у тебя получится. Ты всё сделал сам.

И он убрал флакон в карман.

— Так в моём тыквенном соке точно ничего не было? — изумлённо сказал Рон. — Но погода была хорошей… и Вэйзи не играл… Мне честно не подлили зелья удачи?

Гарри покачал головой. Рон сначала уставился на него, а потом повернулся к Эрмионе и тщательно изобразил её голос:

— Ты добавил Феликс Фелицис в сок Рона, поэтому он отбил все мячи! Вот! Я могу отбивать мячи, Эрмиона, и без чьей либо помощи!

— Я никогда не говорила, что ты не можешь. Кстати, Рон, ты тоже думал, что тебе его подлили!

Но Рон уже шёл мимо неё, прямо к двери, с метлой на плече.

— Э-э, — сказал Гарри во внезапной тишине; он не ожидал, что его план даст такой побочный эффект. — Ну… ну так что, пойдём на вечеринку?

— Ты иди! — сказала Эрмиона, сдерживая слезы. — На данный момент я сыта Роном по горло, и вообще мне ничего не нужно…

И она тоже вылетела из раздевалки.

Гарри медленно брёл к замку через толпу болельщиков; со всех сторон его поздравляли, но у него было ощущение полного провала; он был уверен, что если Рон выиграет матч, то они с Эрмионой тут же помирятся. Он не знал, как объяснить Эрмионе, что она обидела Рона тем, что целовалась с Виктором Крумом, тем более что это было так давно.

Гарри не застал Эрмиону в общей гостиной, где, когда он пришёл, уже был дым коромыслом. Его встретил новый взрыв радостных криков и аплодисментов, и он был тут окружён школьниками, поздравляющими его с победой. Он отбивался от братьев Криви, которые требовали детальнейшего разбора матча, и огромной кучи девчонок, окруживших его, хохотавших над его самыми не смешными словами и строивших ему глазки, и никак не мог вырваться и поискать Рона. Потом ему пришлось отцепляться от Ромильды Вэйн, которая достала его своими намеками насчёт пойти с ним на рождественскую вечеринку к Слизхорну. Пробираясь к столу с напитками, Гарри врезался прямо в Джинни; Арнольд-Пуховичок сидел у неё на плече, а Косолап вожделенно мяукал у её ног.

— Ищешь Рона? — спросила она, криво усмехнувшись. — Вон он там, грязный лицемер.

Гарри посмотрел в угол, куда она показала. Там, у всех на виду, Рон так плотно обвился вокруг Лаванды Браун, что было невозможно понять, где чьи руки.

— Выглядит, словно он прямо лопает её лицо, правда? — беспристрастно сказала Джинни. — Хотя, я полагаю, ему следует отработать технику. Славно сыграли, Гарри.

Она похлопала его по руке, и Гарри почувствовал какое-то странное ощущение в животе, но тут Джинни ушла взять себе ещё масляного эля. Косолап побежал за ней, не сводя жёлтых глаз с Арнольда.

Гарри отвернулся от Рона, который, было похоже, не скоро освободиться, как раз когда закрывался проход за портретом. Гарри показалось (и на душе у него стало тоскливо), что он увидел исчезающую за портретом копну густых каштановых волос.

Он рванул вперед, увернулся от Ромильды Вэйн, и отпихнул портрет Толстушки. Коридор снаружи казался пустым.

— Эрмиона?

Он нашел её в первом же незапертом классе. Она сидела на учительском столе, одна, если не считать маленьких жёлтых птичек, с чириканьм летающих над её головой, которых она явно только что наколдовала из ничего. Гарри не мог не восхититься чистотой её заклинаний в такой момент.

— О, привет, Гарри, — сказала она срывающимся голосом. — Я так, практиковалась.

— Да… они… э-э… действительно прекрасны… — сказал Гарри.

Гарри понятия не имел, что сказать ей. Он гадал, неужели не могло быть так, что Эрмиона не заметила Рона, что она покинула вечеринку только потому, что там слишком галдели, как вдруг она сказала неестественно высоким голосом, — Рон, кажется, наслаждается праздником.

— Э-э, правда? — спросил Гарри.

— Не притворяйся, что ты не видел его, — сказала Эрмиона. — Ведь он не прятался, не так ли?…

Дверь позади них с грохотом открылась. К ужасу Гарри, в комнату вошёл смеющийся Рон, таща за руку Лаванду.

— Ой, — сказал он, резко затормозив при виде Гарри и Эрмионы.

— Опс! — проговорила Лаванда, и, хихикая, выскочила. Дверь за ней захлопнулась.

Ужасная, мрачная и пронзительная тишина. Эрмиона, не отрываясь, смотрела на Рона, который отказывался смотреть на неё, но сказал со странной смесью бравады и неловкости, — Привет, Гарри! Я удивился, куда это ты пошёл!

Эрмиона соскользнула со стола. Стайка золотых птичек продолжала выписывать круги над её головой, делая её похожей на странную пернатую модель солнечной системы.

— Ты не должен заставлять Лаванду ждать тебя снаружи, — тихо сказала она. — Она будет гадать, куда ты пропал.

Она медленно пошла прямо к двери. Гарри посмотрел на Рона, явно чувствовавшего облегчение от того, что не случилось чего похуже.

— Оппугно! — раздался пронзительный вопль от дверей.

Гарри развернулся, как подброшенный, и увидел Эрмиону, с диким выражением лица, наставившую палочку на Рона. Птичья стайка ринулась к Рону, как град больших золотых пуль; Рон взвыл и закрыл лицо руками, но птицы налетали, клевали и царапали каждый открытый кусочек кожи.

— Да-забери-ты-их-прочь! — завопил Рон, но, с мстительной яростью в глазах, Эрмиона рывком распахнула дверь и исчезла за ней. Гарри показалась, что он услышал всхлип, прежде чем дверь захлопнулась.

За заледенелыми окнами опять кружил снег; быстро приближалось Рождество. Хагрид уже самолично установил двенадцать ёлок в Большом зале; гирлянды из падуба и мишуры оплели перила лестниц; у доспехов в коридорах изнутри шлемов мерцали негаснущие свечи, а в коридорах были развешаны большие пучки омелы. Девочки взяли за правило целыми толпами вставать под омелу всякий раз, когда Гарри проходил мимо, что вызывало заторы в коридорах; к счастью, благодаря частым ночным вылазкам Гарри приобрёл необычайную осведомлённость о секретных проходах в замке, и мог без особого труда находить свободную от омелы дорогу к классам.

Рон, который раньше нашёл бы в таких вынужденных манёврах Гарри повод для ревности, теперь просто смеялся над всем этим до слёз. Хотя такой, смеющийся и острящий, Рон нравился Гарри много больше, чем прежний, злой и мрачный, каким он был последний месяц, за обновление Рона пришлось заплатить немалую цену. Во-первых, Гарри должен был терпеть частое присутствие Лаванды Браун, которая, похоже, расценивала каждое мгновение, когда она не целовалась с Роном, как бездарно потраченное впустую. Во-вторых, Гарри опять оказался лучшим другом двух человек, которые, казалось, вряд ли будут когда-нибудь друг с другом разговаривать.

Рон, на кистях рук и запястьях которого ещё не сошли царапины от нападения Эрмиониных птиц, говорил о ней только обиженным тоном, и словно защищаясь.

— Ей-то чего жаловаться, — твердил он Гарри. — Она целовалась с Крумом. Она узнала, что кто-то