Ты слышишь ли Такшаки вздохи и стоны? Лишился он силы от наших заклятий, Он в пламя летит, что гудит о расплате. Ты видишь ли змея предсмертные корчи? Он крутится в воздухе, будто от порчи, По тучам он катится, как по ступеням, Шипит он могучим и страшным шипеньем, Сейчас он погибнет, сгорит в униженье, — Как должно, проходит злодеев сожженье, Теперь, повелитель, сдержи свое слово И брахмана ты одари молодого». Сказал Джанамеджая: «Гость безобидный, По-детски невинен твой лик миловидный! Чего ты желаешь? Мне будет нетрудно Отдать даже то, что отдать безрассудно. Что выбрал ты сердцем, мудрец несравненный? Скажи мне, я дам тебе дар вожделенный». Над жертвенным пламенем Такшаки тело, Как пламя, уже извивалось, блестело, Уже нечестивец, покинут сознаньем, Готов был упасть, побежден заклинаньем, Но Астика вскрикнул с мальчишеским жаром: «О царь, лишь одним одари меня даром, — Сожженья обряд прекрати поскорее, И пусть в это пламя не падают змеи!» Сказал повелитель, весьма огорченный: «Огонь да не гаснет, для блага зажженный! О праведник, просьба твоя тяжела мне. Возьми серебро, драгоценные камни, Тебе, может, золота множество надо, Священных коров я отдам тебе стадо, Но только для змей ты не требуй прощенья, Не требуй святого огня прекращенья!» Слова мальчугана в ответ зазвенели: «О царь, золотых не хочу я изделий, Камней, серебра и коров мне не надо, Хочу одного: прекращенья обряда. Ты видишь: заклятьям всесильным подвластны, Уже устремляются в пламень ужасный Не только убийцы, лжецы, лиходеи, Но также и добрые, честные змеи». Взглянули жрецы и властитель державы, Увидели: змеи — двуглавы, треглавы, Одни — о семи головах, а другие — Безглавые, пестрые кольца тугие, Одни — словно гордые горные цепи, А те — словно долгие, душные степи, Свиваясь хвостами, сплетаясь телами, Шипя, низвергались в безгрешное пламя.
