И змеи, своим побужденные роком, На гибель, на смерть устремились потоком. Ползли, не желая, ползли они в страхе, Вельможи, ученые, стражи, монахи, Врачи, палачи, песнопевцы, гуляки, Творившие зло на свету и во мраке. Единые в счастье, различные в горе, Добычею пламени сделались вскоре. Одни, умирая, тоскливо взвывали, Иные друг друга хвостом обвивали, Одни извивались и падали с треском, Другие исполнились молнийным блеском, Там с телом сплеталось горящее тело, Казалось, что в пламени пламя горело. Пугаясь, они издавали шипенье, А те низвергались в огонь в нетерпенье, Одни уцепиться за камень старались, Другие растеньями там притворялись, А третьи как нить растянулись тугая, Беспомощных, дряхлых вперед пропуская. Четвертые в скользкие кольца скрутились, От зла отрешились, в длине сократились, А пятые, страхом объятые жгучим, Самих себя жалили жалом могучим. Шестые бороться хотели с Судьбою, Но были не властны уже над собою. Огонь полыхал, становился суровей, Иные белели, как хобот слоновий, Другие, как черные крысы, чернели, Как молнии, третьи, блестя, пламенели. Различные силой, окраскою кожи, Одни — со слонами безумными схожи, А те оказались породою мелкой, А те — как дубины с железной наделкой, А те, еле видные, в травке сокрыты, Но все двоедушны, но все ядовиты! Так двигались к пламени змеи любые, Зеленые, черные и голубые, Их множество было — усердных и праздных, С красивой наружностью и безобразных, Но сильных и слабых друг с другом сближало С губительным ядом смертельное жало! Ползли, и ползли, и ползли миллионы, — Поток бесконечный, огнем поглощенный. Они, материнскою прокляты властью, Ползли, пожираемы огненной пастью. Что было для чистого сердца страшнее, Чем гнусные змеи, коварные змеи? А ныне смотрели живые творенья, Как топливом стали они для горенья.
