Но Кашьяпа, знавший от яда лекарство, На помощь спешил к повелителю царства, Я знаю, что, змеем к тому побужденный, Обратно отправился дваждырожденный. А было в лесу и безлюдно и глухо. Так кто же, скажите, до вашего слуха Довел о беседе святого со змеем? Ответьте, и в сердце отмщенье взлелеем». Советники молвили мудрые речи: «Узнай же, о царь справедливый, о встрече Коварного змея с подвижником славным, С великим жрецом, с мудрецом богоравным. Сказал исцелителю змей непотребный: «О, если ты силой владеешь целебной, То дерево, друг мой, тогда оживи ты: Сейчас я кору укушу, ядовитый». Не знали ни лекарь, ни змей пестрокожий, Что был на смоковнице некий прохожий. Он сучья ломал, на верхушку забрался: Он жертвенным топливом там запасался. Сожженный отравой змеиною, злою, Он сделался с деревом вместе золою, Но с деревом вместе его оживила Премудрого Кашьяпы светлая сила. Сей пепел, и тело и душу обретший, Как дерево, снова для жизни расцветший, В наш город пришел и поведал нам слово О том, что от змея узнал и святого. О царь, опечаленный этим рассказом, Ты действуй теперь, как велит тебе разум». Познал Джанамеджая горькие муки, Снедаемый скорбью, ломал себе руки, А лотосы — очи — росой заблистали… Советникам славным сказал он в печали: «Предам я сожжению Такшаку-змея, За гибель отца уничтожу злодея. Змеиного рода начну истребленье: Я вижу, что змей велико преступленье. Сгорел мой отец, повелитель державы, Сожгло его пламя змеиной отравы. Врагам уготовлю такую ж кончину: Я в пламя змеиное племя низрину. Теперь совершу я земли очищенье, Теперь принесу я огню приношенье, Согласно заветам, что мира древнее, Огню будут преданы злобные змеи». Сказал он жрецам: «Для такого обряда Все то, что потребно, устроить вам надо». Тогда-то пришли, как велел повелитель,
