С мечами из остро отточенной стали. В кольчугах, готовые к битве, предстали. Огнем пламенели их светлые лики, Рождали огонь их трезубцы и пики. Железные копья прижались к секирам. Крылатые стрелы сверкали над миром, И поле сражения сделалось тесным. И плавилось, мнилось, на своде небесном. На войско бессмертных, что высилось и латах, Нагрянул внезапно владыка пернатых. Гаруда могучие крылья расправил И крыльями ветер подняться заставил. Вселенную черною пылью одел он, Незримый во тьме, над богами взлетел он. Когтями терзал он богов без пощады. Он клювом долбил их, ломая преграды. Обрушились ливнем и копья и стрелы. Но грозный Гаруда, могучий и смелый, Ударов не чувствовал копий железных. А боги бежали и падали в безднах. Бежали премудрые, страхом объяты. — Волшебной воды домогался пернатый. Увидел он: пламя неслось отовсюду, Казалось, — сожжет оно мир и Гаруду! Гаруде служили крыла колесницей. Он стал восьмитысячеклювою птицей. На реки текучие взор обратил он, И восемь раз тысячу рек поглотил он. Он реками залил огромное пламя, Свой путь продолжая, взмахнул он крылами, За труд принимаясь великий и тяжкий. Помчался он в облике маленькой пташки. Живая вода колесом охранялась, И то колесо непрестанно вращалось, Могуче, как пламя, ужасно, как битва, А каждая спица — двуострая бритва. Меж грозными спицами был промежуток, А вход в промежуток и труден и жуток. Но где тут преграда для маленькой птицы? Ее не задели двуострые спицы! На страже сосуда, в глубинах подводных, Увидел Гаруда двух змей превосходных. Они подчинялись божественной власти. Огонь извергали их жадные пасти. Глаза их, наполнены гневом и ядом, Смотрели на всех немигающим взглядом: Такая змея на кого-нибудь взглянет. — И пеплом несчастный немедленно станет! Гаруда расправил могучие крылья, Змеиные очи засыпал он пылью.
