работали, потому что оторвались от своей обычной жизни, понемногу став людьми вне закона (barjonnas по-аккадски), а значит, неизбежно, волей-неволей жили за счет населения (Марк, 6:35), Иисус должен был либо внушать страх оседлому и «неприсоединившемуся» населению, либо пользоваться его молчаливым содействием.

Впрочем, то же было и в Иерусалиме, и нижеприведенный отрывок из канонических Евангелий показывает это так ясно, что возразить невозможно:

«В тот день пришли некоторые из фарисеев и говорили Ему: выйди и удались отсюда, ибо Ирод[112] хочет убить Тебя» (Лук., 13:31).

А если взять Иоанна (7:30 и 7:44), видно, что стражники Храма уклонялись от его ареста, а члены синедриона благодушно довольствовались видимостью объяснения.

Легко понять, что эти места были целиком выдуманы безымянными писцами IV века, которые пытались объяснить эту удивительную и постоянную безнаказанность.

Ведь в ту эпоху было немыслимо, чтобы храмовые или какие-то другие безвестные стражники могли свободно обсуждать приказ, полученный от законной власти, решая, выполнять им его или нет. Впрочем, и в последующие двадцать веков во всех армиях мира отказ от повиновения со стороны солдата карался смертью.

Таким образом, Иисус долгое время пользовался тайным сочувствием одних, осторожным нейтралитетом некоторых других и враждебным равнодушием третьих.

Потом Рим, потеряв терпение, наконец решил с ним покончить, и тогда официальному иудаизму пришлось занимать определенную позицию. Вероятно, Пилат решил взять заложников и даже нанести удар по всей еврейской общине в целом, которую он не без оснований подозревал в соучастии. И тогда синедриону пришлось выбирать.

Это подтверждает одна фраза из Евангелий:

«Каиафа, будучи на тот год первосвященником, сказал им: вы ничего не знаете, и не подумаете, что лучше нам, чтобы один человек умер за людей, нежели чтобы весь народ погиб» (Иоан… 11:49–50).

Таким образом, деятельность Иисуса и его отряда зелотов в конечном счете навлекла угрозу гибели на весь еврейский народ.

Это никого не удивит, если вспомнить рассказы Иосифа Флавия, в которых римляне депортируют и продают в рабство целые селения, виновные в поддержке еврейского сопротивления.

А первосвященника Каиафу никак нельзя заподозрить в эгоистичном расчете: Евангелие от Иоанна в этом месте уточняет, что он говорил не от себя, а в настоящем пророческом исступлении, то есть по божественному наитию, которое при этом обстоятельстве признает за ним само Евангелие.

Вполне вероятно, что Павел, «визионер», распространил представление об Иисусе, умирающем за духовное (а уже не материальное) спасение всех народов (а уже не одного израильского), исходя из этой очень ясной и очень простой фразы.

Таким образом, только чтобы польстить императорской власти, Риму, и в частности Константину, безымянные писцы IV века, уже будучи антисемитами, постарались представить дело так, что евреи остервенело преследовали Иисуса, а Пилат упорно пытался его оправдать, тогда как все было явно наоборот. Потому что некоторые события и их продолжительность опровергают утверждения, будто евреи хотели погубить Иисуса.

Если бы они этого желали, сделать это им было бы очень просто, и достаточно давно; это подтверждают и Евангелия: «Каждый день с вами сидел Я, уча в Храме, и вы не брали меня» (Матф., 26:55).

Какой очевидный, известный истории факт мог переполнить чашу и побудить Пилата покончить с этим делом? Следует принять во внимание одну гипотезу, и сейчас мы ее рассмотрим.

У Луки мы читаем:

«В то время пришли некоторые и рассказали Ему о галилеянах, которых кровь Пилат смешал с жертвами их» (Лук., 13:1).

Согласно хронологии, принятой Даниэлем-Ропсом в книге «Иисус в Его время», этот эпизод можно отнести к январю 30 года. Допустим, что эта дата верна, и возьмем Иосифа Флавия, его «Иудейские древности», книгу восемнадцатую:

«Также и самаряне не удержались от возмущения. Их смутил некий лживый человек, который легко влиял на народ. Он побудил их собраться к нему на гору Гаризим[113], которую они считают особенно священной. Тут он стал уверять пришедших (отовсюду) самарян, что покажет им зарытые здесь священные сосуды Моисея. Самаряне вооружились, поверив этой басне, и расположились в деревушке Тирафане. Тут к ним примкнули новые пришельцы, чтобы возможно большей толпой подняться на гору. Однако Пилат предупредил это, выслав вперед отряды всадников и пехоты, которые, неожиданно напав на собравшихся в деревушке, часть из них перебили, а часть обратили в бегство. При этом они захватили также многих в плен. Пилат же распорядился казнить влиятельнейших и наиболее выдающихся из этих пленных и беглецов.

Когда этим дело кончилось, представители верховного совета самарян явились к бывшему консулу Вителлию, который теперь был прокуратором сирийским, и стали обвинять Пилата в казни их погибших единомышленников, говоря, что последние пошли в Тирафану вовсе не с целью отложиться от римлян, но для того, чтобы уйти от насилий Пилата. Тогда Вителлий послал Марцелла, одного из своих приближенных, в Иудею, чтобы принять там бразды правления, Пилату же велел ехать в Рим для ответа перед императором в возводимых на него обвинениях. Проведя в Иудее десять лет, Пилат поехал в Рим, так как не смел ослушаться приказания Вителлия. Но раньше, чем он успел прибыть туда, Тиберий умер» (Иосиф Флавий. Иудейские древности. XVIII, 4. Т. 2. С. 313–314).

Сделаем краткие выводы. Пилат стал прокуратором Иудеи в 25 году. Он там провел десять лет, говорит нам Иосиф Флавий. Значит, восстание самаритян пришлось на 35 год. Тиберий умер за 17 дней до апрельских календ 37 года нашей эры, то есть 18 марта по юлианскому стилю или 29 по григорианскому (ср.: Светоний, «Жизнь двенадцати цезарей», «Тиберий», LXXIII). Когда этот император умер, Пилат был еще в море. Значит, он получил приказ ехать в Рим, чтобы оправдаться, и был заменен Марцеллом в 36 году.

Так вот, тут возникает одна проблема. Кем был этот загадочный неизвестный, «который легко влиял на народ» и организовал это восстание? Сразу же напрашивается одно имя — Иисуса, который в течение всей своей деятельности не скрывал симпатий к самаритянскому народу, к великому возмущению особо правоверных иудеев.

И еще одна хитрость безымянных писцов IV века как раз и состоит в том, что они в уже цитировавшемся отрывке из Луки (13:1) на место «самаритян» поставили «галилеян», чтобы скрыть тот факт, что это новое восстание еще организовал Иисус.

Увы, оно было последним. Должно быть, в числе беглецов, о которых говорит Иосиф Флавий, он сумел добраться до Иерусалима и раствориться среди огромной толпы, уже прибывавшей в город по случаю близкой Пасхи, значительно увеличивая обычное население Святого города.

И именно тогда Пилат выдвинул синедриону свой ультиматум и Каиафа дал уже упомянутый совет:

«И не подумаете, что лучше нам, чтобы один человек умер за людей, нежели чтобы весь народ погиб» (Иоан., 11:50).

Если наша гипотеза верна, значит, Иисус был казнен не в 34 году, как считали мы лично, а в 35-м. В любом случае хронология, которой придерживается Даниэль-Ропс, представляет собой чистой воды фантазию, если только она не была намеренно искажена. Некоторые протестантские хронологии относят эту казнь к 31 году, уточняя, однако, что общая эра отстает на четыре года, что нам дало бы 35 год. У Леметра де Саси в «Святой Библии» он умирает в 37 году. Видно, что в среднем казнь надо отнести к промежутку времени между 34 и 36 годами, потому что в 36 году Пилат находился в дороге в Рим.

Если репрессии этого прокуратора на горе Гаризим были тактической ошибкой, неуклюжим шагом, что, возможно, объясняет его отправку в Рим, то за казнь Иисуса он по административной линии не получил никаких упреков. И латинский мир всегда знал, как относиться к реальным и законным мотивам