Но еще больше моя ты, когда я об этом молчу. Как там твои глаза, моих не отражая? Может быть, этот вечер тебя прибьет к моему плечу. Ты совсем не моя, хоть в это не верю упрямо. Сестра всего, что цветет, рядом с тобою вокруг, женщина, возьми мои руки, сделай из них раму и оставь свое лицо в этой раме рук. О, твои ладони. Это ладони — или птицы? Каждая привязана лентою руки, которая от нежных берегов груди струится. Узницы тела, плененные мотыльки. Твои волосы — тень теплого и нежного дождя, остановленного плечами. Твое тело из дождевых капель замерло, ласково следя, как падает этот радостный дождь днями и ночами. Опускается ночь, твои нежные волосы падают на глаза, что-то смутное рождается от тебя, непонятной и зыбкой. Колеблет твое лицо неожиданная слеза, погашенная улыбкой. Тогда ты в моих глазах, куда ни глянь, я с тобой — как вода со спокойной травой. Мне кажется, из твоих глаз выскакивает лань. Я не знаю, какой я, но я знаю, что я твой. Женщина, ты моя лань. У тебя лицо лани. И еще ты знаешь тайну ветра и бега. Удержу ли тебя последним небом желаний, когда у тебя уже не останется ни для кого неба? Женщина, я зову тебя. Твои колени, белеющие во мгле, твое тело, волнующееся, стремительное, как вихрь, твоя ноги, твердо стоящие на земле, небо, начинающееся у бедер твоих. Твои щиколотки, твоих бедер полукруг, твое тело, подобное раввине, ты, как яблочное семечко, для моих проворных рук, маленькая косточка, сладкая, как финик. Ты сгибаешь локоть и пишешь: «Иногда»… А я в моей непробудной тиши со слепою радостью читаю: «Всегда!» О, роковая правда сладкой лжи! Твоя ресницы — длинные, вразброс, перед сном, смежающим твоя длинные веки строго, твой нос, женщина, твой нежный, как у лани, нос, твой поцелуй — к ближнему берегу упоительная дорога. Это старая привычка — говорить тебе: «Моя, моя!» — так, как будто на самом деле нуждаюсь в тебе не очень, старая привычка: зная, что любим тобою я, произношу «Моя!» машинально, между прочим. Я зову тебя другую — не переиздание твоей душа, не копию, точно и скучно повторившую портрет, ту, которая тихо шла рядом с мальчиком в дальней глуши, каким я был, если сбросить каких-то пятнадцать лет, Женщина, ты моя лань, моя страсть, награда, не требующая наград, нежная девочка, опирающаяся на мою руку звезда, вся — поэзия, маленький ад, и он же — небо, которого больше не найду нигде и никогда.

ИДА ГРАМКО[115]

Невыразимое иносказанье

Перевод И. Чижеговой

Невыразимое иносказанье — молчанье. Но сквозь него к нам рвутся голоса со всех сторон: ведь в каждой вещи,
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату