Здесь родится жажда, здесь проясняются ее черты, начинаются ее шорохи: гальки, скелетов, кустарников, колючек, похожих на кристаллы, на ежей, на палку, на насекомых, треск высохших семян — пронзительные визги, шепоты, жужжанья; здесь жажда прокладывает свои штольни, как в древние геологические эры. Она возвращает к тем судорожным дням, когда под дождем и ветром здесь жили звери, полчища грызунов, млекопитающие с грузными костями. Из них-то и образовалась эта бесплодная, яростная, пышущая жестоким одиночеством земля. Эти ошметки кожи, эти шелудивые шкуры, эти обглоданные кости, прикрывающие ископаемый мозг. Ничто не зовет к жизни, к рождению, к преодолению одиночества, к соитию, к тому, чтобы выбиться из скорлупы, смешать тени, лучи, расстояния. Смерть, как в зеркало, глядится в эту землю, обрамив ее фосфорическим нимбом, Когда смерть засыпает, все угасает, ветры, несущие шипы кварца, замирают у гневного рака засухи. И все же жизнь пульсирует и здесь: выползает и молча готовит яды или вздымается в кратком внезапном полете и зарывается в землю или стремглав пересекает пустыню, находит источники крови и соков, обгладывает даже ветер и в конце концов передает цветку кактуса, его когтям и шипам свежесть подземных потоков. Ничто не зовет к жизни, но она сопротивляется и продолжается, вновь и вновь испытывает жажду и голод, проходит сквозь битвы и соитья, скорпионов, похороны, зверства, смерзшийся клей слюны змеиной, сквозь поры губок, клей и воркованье перьев, теплокровность млекопитающих, через их пот, язык, дыханье. О карьеры белой глины, голгофы, овраги, скалы, колючки, пустыри, о лунная равнина земли, обглоданная крысами дождя, ободранная хищными ветрами, земля, погибающая от яростной жажды, земля, где все изменило жизни, но жизнь не погибла все же и все же сюда пришел человек. Против разъедающих лучей встал человек, против колючих ветров встал человек, против камнепадов встал человек, против языков пламени встал человек, против ядовитых зубов встал человек, против дней и ночей в песках, против когтей, против времени и смерти встал человек, встал человек, встал человек.

ЛУИС ПАСТОРИ[114]

Баллада о лани

Перевод Риммы Казаковой

На цыпочках ты проходишь по двадцати моим чувствам, женщина, ускользающая от поцелуя, как пчела. Ветер тебя коснулся… Обладать бы этим искусством! Кто мне сказал, что моею была ты еще вчера? «Моя, моя!» — восклицаю, и ты уже не чужая.
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату