«Чтобы набить морду?… М-м-м-м-м… Если уж рукоприкладство так тебе необходимо, самое время открыть глаза…»

Самое время? И почему же?

«А ты попробуй…» – интригующие интонации становятся сильнее.

И попробую!

Саван разлетелся клочьями, но мне не было нужды думать о его останках: подружка все приберет. До следующего раза, который будет наверняка. Раз уж я все еще жив…

Хлоп!

Звонкий удар по левой щеке заставил голову дернуться так, что щека правая чуть ли не вдавилась в подушку. И шмат волшбы, принесенный тяжелой рукой моей сестры, не смягчил боль пощечины. Непонимающе поворачиваю голову, чтобы… Быть одаренным еще одним ударом, на этот раз слева направо, тыльной стороной ладони. Когда звон в голове слегка утих, я выплеснул праведное негодование в вопрос:

– За что?

– Первая – за то, что испортил чужое имущество. Вторая – за то, что заставил всех волноваться, – выпрямляясь, сухо пояснила Магрит.

– Будет и третья? Для ровного счета?

– Будет. Если найдется подходящая причина.

– Неужели таковых больше нет?

– Есть одна, – неохотное признание. – Твоя тупость. Но за это не наказывают.

– Почему?

– Быть дураком – само по себе наказание, и очень суровое.

– Что-то я не понимаю… Хорошая вещь? Это не… – перебираю в памяти свои скитания по резиденции Созидающих. Что я сломал? Разве только… Зеркало. Но его ведь можно сделать заново? Или я ошибаюсь? Ладно, фрэлл с предметами обстановки. Проехали. А вот другая причина… – Вы сказали: «заставил волноваться». Кого и почему?

– Я должна давать тебе отчет? – синие глаза грозно сузились.

– Было бы неплохо! – мечтательно протянул я.

– Еще не наступило то время, когда…

– Оно может наступить? – заинтересованно переспрашиваю.

– Не приведи Владычица!

Ни в глазах, ни в голосе сестры нет улыбки, но тщательная серьезность все равно кажется мне напускной. Да что творится на белом свете? Кто бы мне объяснил…

– Здесь упомянули мое любимое слово? – вот у кого смешливости в избытке, так это у Ксаррона.

Веснушчатая физиономия выглянула из-за дверного косяка, как лисья мордочка из норки, вызвав у нас с Магрит очень схожую реакцию. Правда, в моем выдохе было больше скомканных ругательств, чем в сестрином, но глаза Ксо восхищенного расширились:

– Впервые наблюдаю столь дивное единодушие в отношении себя в хоровом исполнении! Браво! А повторить сможете?

И мы повторили. На сей раз громче и членораздельнее, причем смысл пожеланий колебался от «А не пойти ли тебе?…» до «Ты у меня получишь!». Разумеется, кузен уцепился за последнее:

– Мечтаю получить, драгоценная! Не подскажешь, как скоро и в каком объеме?

– Я не собираюсь делать это собственноручно, – Магрит поняла опрометчивость угроз и пошла на попятный.

– Велишь слугам меня вышвырнуть? – Ксаррон позволил себе тонко усмехнуться. – Занимательное зрелище получится.

– Что тебе нужно? – рыкнула сестра.

– О, такую малость, драгоценная… Твоего младшего братика.

– Зачем?

– Сразу бы так! А то сначала площадная ругань без причины, и только потом…

– Короче!

– Я уже упомянул про свое любимое слово?

– Ты с него начал, – подтверждаю я, чтобы избежать нового витка препирательств.

– И что это за слово? – если бы Магрит так хмуро смотрела на меня, я бы испугался. Честно!

– Слово? Отчет, конечно же!

– И каким образом…

– Моя матушка обожает, когда перед ней отчитываются.

– Тилирит? – брови сестры сдвигаются еще ближе.

– Тетушка Тилли? – это уже я подаю голос.

– Поразительная слаженность! – Ксо не может удержаться и аплодирует, чем доводит Магрит до предела. А предел моей сестры состоит в том, что она удаляется, всем своим видом выражая презрение утомившему ее собеседнику.

Это и было проделано. С привычным для стороннего наблюдателя (то есть, вашего покорного слуги) блеском. Но на мгновение синий и зеленый взгляды все же встретились. На очень долгое мгновение, как показалось мне, хотя уверен: кузен считал иначе. По крайней мере, Ксо так и остался стоять в дверях, повернув голову, словно надеялся, что Магрит обернется, и рассерженные глаза сделают еще один выстрел по голодной до попаданий мишени.

Как ни хотелось узнать причину, по которой я должен предстать пред очами одной из самых опасных женщин, которых когда-либо видел этот мир, задержка, подаренная кузеном, пришлась как нельзя кстати. В частности, для того, чтобы выявить и оценить материальный ущерб.

Ущерб чему, спросите? Моему бренному телу, разумеется. Купель никогда не считалась местом, полезным для долговременного пребывания, посему можно было предположить некоторые повреждения. Можно. Было. Но беглый осмотр показал: все, как всегда. В меру убого, в меру здорово. Исключение составляла кисть правой руки, прячущаяся под плотной повязкой: пальцев я не чувствовал. Только выше запястья рука вела себя, как следует, а ниже – совершенно отказывалась подчиняться. Интересно, почему? Я так сильно ее повредил или осколки Зеркала оказались для меня опаснее, чем думалось? В любом случае, раз уж жить не хочется, так какая разница – здорова рука или нет: мертвецу безразлично состояние конечностей, не так ли? И я все еще могу…

– Проснулся? – вопрос не праздный. Да и Ксаррон задает его с видимым интересом.

– А что?

– Для разговора с моей матушкой нужно быть в полной боевой готовности.

– Да неужели? – спускаю ноги с кровати. Обуви на коврике не наблюдается. Куда и зачем убрали, чистюли? Ну, доберусь, всю шерсть из ушей повыдергаю!

– Если не хочешь проиграть с разгромным счетом, – поясняет кузен, подпирая спиной косяк.

– Веришь или нет, меня совершенно не волнует исход нашей встречи. Разгромным будет счет или нет… Плевать.

– Что-то я тебя совсем не узнаю, – Ксо нехорошо щурит глаза. – Раньше ты боялся Тилирит до дрожи в коленках.

– И сейчас боюсь.

– Не похоже.

– У меня просто не хватает сил, чтобы трястись, – кстати, это правда. Сил почти не осталось. Как говорится, и рад бы испугаться, да не получается.

Задумываюсь над причиной неожиданной смелости и понимаю: у меня, и в самом деле, нет повода для волнений. По крайней мере, того повода, который имеется в наличии у моего кузена.

Меня никогда не посвящали в детали жизни и творчества представителей Дома Крадущихся, но позволили узнать самое главное: если интересы Ксаррона обращены «вовне», то его матушка больше внимания уделяет тому, что происходит «внутри». Так сказать, заботится о поддержании чистоты чувств и помыслов родственников. Наблюдает, анализирует, обобщает и… Представляет свои труды на рассмотрение. Главам Домов. А те, как им и положено, принимают решение. Хотя даже мне понятно: